– Да, я много лет ухаживала за матерью.

– Превосходно. Была бы очень полезна горячая припарка из отрубей, и нужно прикладывать ее к груди так часто, как вам захочется. Здесь есть маленькая служанка, которая очень помогла мне, подробно описав течение его болезни. Она ухаживала за ним в меру своих способностей и, уверен, будет охотно помогать, если вам что-то потребуется. Подойдет любая питательная и укрепляющая еда, которую только сможете заставить его проглотить, и как можно больше воды или вина. Все время держите под рукой немного крепкого бульона. – Он снова взялся записывать свои рецепты.

– Значит, все же есть вероятность, что он может не выжить? – тихим глухим голосом спросил граф, когда мистер Уэллс закончил писать.

– Милорд, я надеюсь, что он выздоровеет. Я думаю, он должен поправиться, но не хочу вводить вас в заблуждение. Он очень тяжело болен. У взрослых болезни, которыми обычно болеют в детстве, протекают тяжело и с большим риском. Уже развилось серьезное воспаление мозга. Если в ближайшие двадцать четыре часа появятся еще осложнения – пневмония, плеврит или обострение энцефалита, – перспектива будет очень плохой. Именно этого мы должны постараться избежать, если сможем. – Доктор Уэллс начал укладывать в сумку свои медицинские инструменты. – Не постесняюсь сказать, что для него было бы гораздо разумнее переболеть корью, когда он еще бегал в коротких штанишках.

Бледный и подавленный, граф только кивнул. А когда доктор, собравшись уходить, встал, лорд Белмейн, почти не замечая протянутую ему руку, пожал ее с отрешенным кивком и ворчанием.

– Мадам, – обратился к Зении доктор Уэллс, поняв, что граф не в состоянии сосредоточиться, – я вернусь вечером. Вот моя визитная карточка. Вы должны немедленно послать за мной, если появятся какие-то изменения, особенно в области легких.

Зения отправила на Бентинк-стрит записку, в которой сообщала, что не вернется на ночь домой, отдала распоряжение выкупать Элизабет, написала, что надеть на девочку утром, и попросила прислать необходимые ей самой вещи. Затем Зению полностью поглотили заботы о больном. К тому же ей постоянно приходилось отвечать на беспокойные и бессвязные рассуждения лорда Уинтера. Временами он воображал, что они в пустыне, а иногда ему казалось, что он заблудился в каком-то незнакомом месте и искал кого-то – то ее, то Элизабет, то Нитку Жемчуга. Зения отвечала ему по-арабски или по-английски и поправляла простыни, которые он постоянно сбрасывал, беспокойно ворочаясь.

– Я уверен, он стал спокойнее, с тех пор как вы пришли, – стоя на пороге спальни, заверил граф.

Зения прижимала горячую припарку к груди лорда Уинтера, и ее руки поднимались и опускались с каждым его тяжелым вздохом.

– Жарко, очень жарко, – пробормотал он и, стараясь отодвинуть ее руку, схватился пальцами за муслин.

– Я знаю, но мы уже почти у цели.

– У скал Гота?

– Да.

– Я вижу. – Он приподнялся на постели. – Господи! Достань мою винтовку!

– Тебе не нужна винтовка, дружище, – твердо ответил граф и, подойдя к кровати, снова уложил сына на подушки.

Лорд Уинтер начал кашлять, так что его грудь тяжело вздымалась под руками Зении. Потом, повернув голову к графу, он чуть прищурился, и слабая улыбка коснулась его губ.

– Отец, – прохрипел он, – я не думал, что вы придете.

– Естественно, я пришел. – Граф недовольно нахмурился.

Лорд Уинтер резко отвернулся, как тогда, когда ему светили лампой в глаза, и его улыбка пропала.

– Вот моя нора, – отрывисто пробормотал он.