|
В среднем каждый из них был тяжелее нашего брата на двадцать кило, и нам светили отличные шансы оказаться раздавленными в лепешку еще до конца матча. Поэтому перед началом официальной встречи мы провели несколько разминочных игр с единственной целью — нервировать и запугать оппонента. Мы выстраивались в две шеренги, причем первый игрок должен был толкнуть — а вернее, сбить с ног — первого игрока противной шеренги. Все это мы сопровождали соответствующими воплями и рыком. По лицам вантаговцев мы поняли, что добились нужного эффекта. Наверное, они думали так: «Если эти клоуны настолько тупые, чтобы отрабатывать такое друг на друге, одному Богу известно, что они сделают с нами».
На самом деле все это представление было тщательно срежиссировано. Мы отрабатывали борцовские броски, чтобы со стороны они выглядели болезненно, но на самом деле вреда они не причиняли. Когда же началась игра, мы старались поддерживать заданный уровень сумасшествия, чтобы нас сочли безумцами, которых выпустили из психушки на один вечер и заберут обратно сразу же по завершению матча. Игра была напряженной, но, когда пыль улеглась, мы выиграли со счетом 14: 13 и завладели кубком Торпа 1962 года. Первую пробу пера в деле охраны правопорядка, то есть настоящего профайлинга, я совершил в восемнадцать, устроившись вышибалой в бар-клуб «Газлайт-Ист» в Хемпстеде. У меня так здорово получалось, что позже меня пригласили на ту же должность в «Серф клаб» на Лонг-Бич. В обоих местах мои основные обязанности состояли в том, чтобы не впускать тех, кому по закону еще рано употреблять спиртное, и пресекать неизбежные в любом питейном заведении драки. Стоя на входе, я спрашивал удостоверение личности у всех, кто казался мне недостаточно взрослым, и тут же спрашивал дату рождения, чтобы сопоставить цифры. К этой весьма банальной процедуре все уже давно привыкли, а потому ни для кого она не была неожиданностью. Крайне редко попадались мне наивные ребята, приходившие с поддельным удостоверением, даже не потрудившись запомнить дату в нем. Прямой взгляд в глаза в момент вопроса оказывался весьма эффективным приемом против некоторых посетителей, особенно девушек, которые в этом возрасте отличаются большей социальной ответственностью. Но те, кто хочет попасть внутрь, все равно легко могут пройти любую проверку, если хоть на несколько мгновений сосредоточатся на игре. На самом же деле, опрашивая каждую компашку молодых людей, я незаметно наблюдал за другими посетителями, через два-три человека от начала очереди, — следил, как они готовятся отвечать на вопросы, отмечал их невербальные жесты, искал признаки нервозности или робости. Разнимать драки было куда сложнее, и тут мне приходилось пускать в дело свою физическую подготовку. Если в твоих глазах читается только непредсказуемость, если ты ведешь себя достаточно нагло и смело, то иногда даже верзилы дважды подумают, прежде чем связаться с тобой. Если они видят, что ты достаточно отбитый, чтобы не переживать за свою шкуру, ты тут же становишься куда более опасным противником. Например, почти двадцать лет спустя, когда мы брали тюремные интервью в целях крупного исследования на тему серийных убийств, мы выяснили, что по ряду ключевых признаков убийца-фанатик в разы опаснее обычного серийного убийцы. Все дело в том, что, в отличие от серийного убийцы, который выберет жертву себе по зубам и тщательно продумает пути отхода, маньяк одержим своей «миссией» и в общем случае готов даже умереть во имя нее. Еще одно соображение по поводу того, как составить о себе нужное впечатление, например, что ты достаточно неадекватный или психованный для непредсказуемого поведения: надо поддерживать заданный образ постоянно, а не только в том случае, когда за тобой наблюдают. Однажды я отправился в федеральную тюрьму в Мэрионе, штат Иллинойс, где провел интервью с Гари Трапнеллом, отъявленным вооруженным грабителем и угонщиком самолетов. |
