Рассказывали так же, что четырнадцатилетний юноша бился с ними, закрыв глаза, потому что тогда еще не привык смотреть глазами. И что он иссушил троих братьев, а еще двое едва не задохнулись в паутине, прежде чем явился Син. А Син явился незамедлительно, просто Паук, когда надо, мог быть очень быстрым.

Или когда не надо? На этот счет мнение братьев расходилось. А расспросить непосредственно пострадавших было пока невозможно, – им долго предстояло восстанавливать утраченные силы в святилищах своих богов.

И еще рассказывали, что Паук и Син схлестнулись на капище темного божества, сами как два полубога. И на стороне Паука были силы пяти побежденных им Гвинн Брэйрэ, и искусство боя, без остатка отданное ему наставником Сином. А на стороне самого Сина была бесконечная любовь к ученику и бесконечная жалость.

Син скрутил Паука, а потом выпорол так, что тот долго спал на животе, а ел только стоя.

Что ж, из всех наставников, Син был самым мудрым.

– Через два года, – сказал он Орнольфу, – с этим подарком богов в случае чего не сладит никто кроме тебя. Готовься, Касур, легкая жизнь закончилась.

– В случае чего? – спросил Орнольф. – У Хельга остался только отец. Неужели он тоже?..

– Три года назад я просил тебя беречь его, – напомнил Син, – сейчас я скажу: береги себя, Молот Данов. У Альгирдаса остался еще и ты. И не только мне кажется, что Паук Гвинн Брэйрэ слишком человечен для роли, которая ему уготована. Его бог тоже так считает.

* * *

Целью существования Гвинн Брэйрэ была не только защита людей от фейри и от них самих, Гвинн Брэйрэ выполняли в тварном мире работу благих богов, делали так, чтобы люди продолжали верить. А боги… да кто их знает? Ушли, были изгнаны или вовсе не существовали никогда?

Из всего высокого и чистого в тварном мире осталось только зло. Черный дракон с алмазными крыльями, вездесущий и всеведущий Змей  , враг всего живого. Во всяком случае, принято было думать, что выглядит он именно так. Относительно же его взаимоотношений со «всем живым» ясности не было. Син, в силу обычаев своего народа питавший ко всем драконам теплые чувства, утверждал, что Змей и сам живее всех живых, несмотря на то что умер. Сину верили всегда и во всем, так уж было заведено среди Гвинн Брэйрэ, но насчет Змея было опять таки непонятно, потому что это «умер» относилось к временам, которые еще не наступили. До состоявшейся змеевой смерти оставалось без малого семьсот зим, а Змей, вроде как еще и не родился…

В общем, сложно все это было. С богами в том числе. Но Гвинн Брэйрэ традиционно считали, что без богов все же лучше. Доброту и свет люди носят в собственных душах, и вовсе незачем лучшим чувствам воплощаться в сколь угодно могущественных божествах. Со злобой и тьмой выходило не так складно: в душах человеческих хватало и этих, безусловно, необходимых качеств, однако и божественные воплощения зла не покинули людей. Это было дополнительным поводом задуматься о несовершенном устройстве мира, ведь те из Гвинн Брэйрэ, кто отмечен был богами гнева и несчастий, оказывались заведомо сильнее своих лишенных покровительства братьев.

Орнольф, по счастью, посвящен был Доннару – божеству стихийному, далекому от противостояния Зла и Добра, – и мог всецело рассчитывать на поддержку.

Против кого? Против Эйни?!

– Дурак, – невозмутимо сообщил Син, – против тех, кто захочет отнять у него последнее.

А у Паука запас прочности был, как у феникса.