Изменить размер шрифта - +
Женщины пытались их остановить, но не преуспели. Всё прошло к ночи. Архидиакон послал в Каранси священников, выяснить обстоятельства, но простецы в один голос твердят: ничего не помним, как так вышло не знаем… Снова скажете про obessia et compulsia? Не верю!

— Три половиной десятка случаев небывалого помутнения разума только в диоцезии Арраса, если верить Бенедикту Отрингенскому, — покачал головой мэтр Ознар. — Многие с печальным исходом — убийства, самоубийства, подозрительные случайности. А в августе появились эти… Chasse sauvage. Venatio fera.

— Определимся с дефинициями: формулу «venatio fera» я вынужден отмести. Явление Дикой охоты стократ описано. Не подходит.

— Схоластик из Отрингена уверяет, будто видел чудовищ собственными глазами, — Рауль уставился на злосчастное письмо и процитировал вслух: — «Спустя два дня после Крестовоздвиженья, будучи в окрестностях Абарка…» Абарк это где? Кажется к северо-западу? Иисусе, как он многоречив! Зачем перечислять имена слуг и число повозок?! Так вот: «…узрел мчащихся в лунном свете по заливному лугу всадников, числом четыре, сопровождаемых адскою сворою из безобразных псов, извергающих пламя, при том, что стука копыт никто не слышал».

— Оставьте, — скривился преподобный. — Сосредоточимся на фактах, подтвержденных, замечу, не только Бенедиктом Отрингенским но и еще несколькими опрошенными Трибуналом свидетелями. Четверо конных. При них более десятка не то огромных собак, не то волков черной масти. Передвигаются абсолютно бесшумно, следов на свежей пашне или на пшеничном поле не оставляют, а ведь должны бы, окажись они материальны. Источают неровное бледно-голубое сияние. На голове одного из всадников нечто наподобие короны. Все видевшие Охоту отмечают появление чувства парализующего ужаса. Вот, собственно, summa. Прочее — несущественные мелочи.

— Мелочи? За исключением одной. Зрелище Охоты никому не причиняло вреда — двое возничих схоластика, побитых копытами сбесившихся от страха лошадей не в счет.

— Лошади боятся, — меланхолично сказал Михаил Оверноский. — Ergo, нечистая сила. Домашние животные всегда чувствуют malum incorporatae, зло воплощенное. «Вред» вы своими глазами наблюдали вчера, мэтр — сидит в яме под Речной башней. Ожившие мертвецы всегда, — подчеркиваю, всегда, — появляются после того, как коронованный призрак со свитой пронесся по полям Артуа. Наш вонючий гость — уже седьмой. Единственный, которого удалось изловить… Гм… Ну не говорить же мне «изловить живым»?

— Фамильные проклятия аррасских дворян? — подумав, спросил Рауль. — А вдруг?

— Ничего подобного. Якобы в замке короны видывали призрак старухи Маго д’Артуа, но это, безусловно, отголоски прошлого: графиня Матильда была строгой хозяйкой, госпожу побаивались, а ближайшая подруга и помощница ее светлости Беатриса д’Ирсон не скрывала причастности к магическим знаниям, за что обратила на себя внимание Трибунала — кстати история с таинственным исчездовением дамы Беатрисы до сих пор будоражит воображение летописцев… Вздор и досужие сплетни.

— Местные легенды?

— Тоже никаких упоминаний. Я засадил десяток монахов за прочтение хроник, ведущихся в Аррасе с 850 года и правления первого графа Олдарика, еще при Каролингах и Лотаре Первом. Ничего. Четыре всадника в окружении чудовищных псов наверняка запомнились бы.

— Так что же нам делать? — растерялся мэтр Ознар.

— Ждать. Ждать и искать. У инквизиции, милейший Рауль, грозная репутация. Уверен, горожане и дворянство что-то да знают, но опасаются рассказывать.

Быстрый переход