Изменить размер шрифта - +
Рубин на пальце Мухаммеда заиграл красным светом, и кровавые блики побежали по его белому халату.

Юрий Дмитриевич подошёл поближе, низко поклонился и долго не поднимал головы.

   — Просителем я к тебе пришёл, хан, — наконец заговорил он. — Спор у меня вышел с племянником моим, князем великим Василием Васильевичем, который на московском столе сидит. По старине русской и по летописям древним, на стольном городе после смерти отца старший сын его княжит, потом младшие. И после того как все отойдут, на стол садится сын старшего брата. Так было завещано отцом нашим Дмитрием Ивановичем. Да вот брат мой старший, князь Василий Дмитриевич, обошёл меня в духовной грамоте и после себя на столе московском сына своего оставил. Где же справедливость, хан!

И вновь зашевелились тяжёлые руки хана.

   — Говори! — ткнул он пальцем в Тегиню.

Тегиня по праву молочного брата стоял рядом с троном Мухаммеда. Всего лишь два шага, и он может взойти на престол. Тегиня вышел вперёд и остановился рядом с князем. Если бы знать, о чём сейчас думает хан, но по бесстрастному лицу правителя никогда не узнаешь его мыслей. Чело мурзы собралось в глубокие складки, лысый череп от напряжения вспотел.

   — Эмир Юрий всегда служил тебе честно, хан. Старый слуга всегда лучше нового. И московский стол он хочет получить по справедливости, как отец его распорядился, и по твоему разрешению, а эмир Василий княжит без твоего дозволения. Я всё сказал, великий хан, — поклонился мурза и отступил на два шага назад, и тесный ряд мурз расступился, принимая молочного брата хана.

Руки Улу-Мухаммеда успокоились на коленях, он терпеливо выслушивал каждого мурзу.

Вперёд вышел старик в синем халате, сквозь редкие седые волосы проступал жёлтый череп. Ему уже нечего было бояться на этом, свете: старик пережил ненависть, любовь, зависть, всё это осталось далеко позади, и кому, как не ему, возражать всемогущему Тегине.

   — Эмир Юрий хоть и старый слуга, но скверный. А как хозяин поступает с псом, который посмел ослушаться его? Он наказывает его палкой! — Василий посмотрел на дядю и увидел, что по его лицу пробежала судорога — незавидная доля умирать перед троном хана. И московский князь почувствовал жалость к своему немолодому дяде. — Разве ты не помнишь, хан, что эмир Юрий задержал ясак со своих уделов на четыре года!

Только мудрая старость способна тягаться с властью и могуществом.

При упоминании о ясаке руки хана гневно вскинулись, он никогда не прощал неповиновения.

   — Да, я не забыл этого. Что хочет сказать эмир Василий?

Вперёд вышел боярин Всеволожский, и его огромная фигура закрыла отрока Василия от ханского взгляда.

   — Хан, разреши мне сказать вместо князя Василия?

   — Говори.

Низко наклонилась косматая голова боярина, и седые кудри разметались по персидским коврам.

   — Наш государь, великий князь московский Василий Васильевич, ищет стола своего, а твоего улуса по ханскому жалованию и по ярлыку с твоей печатью. А князь Юрий хочет забрать московский стол по мёртвой грамоте, вопреки твоему жалованию. И разве смог бы столько лет сидеть на московском столе Василий, если бы на то не было желания самого хана? — И боярин Всеволожский снова низко склонился перед троном.

   — Если великое княжение ты у эмира Василия отберёшь, хан, — вперёд вышел седой бабай поддержать Ивана Дмитриевича, — значит, ярлыки твои лживы!

Хан колебался только одно мгновение.

   — Принести мне саблю, — распорядился Улу-Мухаммед.

Страж поднёс хану саблю, которая лежала на бархатной зелёной подушке.

Быстрый переход