— Детей приведи, — нашёл князь руку княгини, — пускай с дядей своим поздороваются.
— Хорошо, государь, — отвечала жена, высвобождая холодные пальцы из жаркой ладони Василия.
—Все здесь? — спросил князь.
— Привела, Василий. Ты подойди, Ванюша, к отцу, а Юрия я на руках подержу.
— Под иконой встанем, может быть, заступница Божья Матерь поможет нам. Авось помилует нас Дмитрий. Смирился ведь я! Так упал, что и не подняться.
Василий вспомнил про недавний приход Прошки Пришельца. Может быть, кто и дознался и Дмитрию Юрьевичу донёс. Вот он и явился в Углич с иерархами учинить Василию Васильевичу суд, что посмел против воли старшего брата пойти.
В горницу вбежал дворовый слуга и, дрожа от возбуждения и страха, предупредил:
— Дмитрий Юрьевич со старцами в палаты входит!.. Сейчас сюда пожалует!
Василий Васильевич степенно поднялся, крепко ухватил за плечо Ивана и терпеливо стал дожидаться Юрия. Вот если бы сразу всех порешил, а то ведь мучить начнёт. Ну и досталась же судьбинушка!
Услышал, как скрипела лестница под тяжестью идущих, и этот скрип с каждой минутой становился всё отчётливее.
Распахнулась дверь, Василий почувствовал это по лёгкому ветерку, и Мария испуганным голосом вскрикнула:
— Свечи загасило, примета плохая!
Затем князь услышал голос Дмитрия:
— Здравствуй... брат Василий. Чего молчишь? Или гостю не рад? Да и не один я к тебе пришёл, а с владыками. Что же ты нас в горницу не зовёшь и в дверях держишь?
— Это я у тебя в гостях, Дмитрий, — осевшим вдруг голосом произнёс Василий. — Проходите... что же вы у порога томитесь?
— Дай я на тебя посмотрю, брат. — Василий почувствовал, как крепкие ладони Дмитрия ухватили его за плечи, на щеках уловил его тёплое дыхание.
— Наказывать меня приехал, брат? — спросил Василий Васильевич.
— Нет, Василий, прощения я у тебя пришёл просить. Каюсь я о содеянном. Сон мне снился — и я в образе Каина, хочешь, я на колени перед тобой встану, только сделай милость, прости меня, Василий Васильевич!
— Ну что ты! Что ты, Дмитрий Юрьевич, — растрогался великий князь. — Ни к чему это.
Иерархи стояли за спиной, молчаливо внимая разговору князей, уйти бы им сейчас, но опасались, что могут нарушить беседу братьев.
— Как же я посмел лишить тебя счастья видеть образ Божий! — каялся Дмитрий. — Хотел я возвеличиться над братьями своими, стать старшим среди равных, а потому и на московский стол позарился. Казался он мне слаще любого пития и дороже золота! Простишь ли, брат, грех мой окаянный?
Василий обрубками пальцев шарил по лицу брата и вдруг почувствовал, что оно мокрое. Плачет, видать.
— Знаю, почему на тебе охабень красный, — продолжал Дмитрий. — Он кровью залит, что из очей твоих текла. Отпусти же мне этот грех, Василий Васильевич!
— Не надо, брат, не надо, — смилостивился великий князь. — Ещё и не так мне надо было пострадать за мои грехи перед тобой и всем народом. Разве это не я привёл татар на нашу землю? Разве это не я хотел погубить христиан? Всё вот этими руками содеяно! Большего наказания я достоин, брат мой! Смерти ты меня предать должен был. А ты милосердие своё показал. Это ты прости меня, Дмитрий Юрьевич.
Из пустых глазниц Василия текли слёзы и капали на рыжеватую бороду.
— Что ты! Что ты, брат! — обнял Шемяка Василия, дивясь его смирению. |