Князь спрыгнул с коня и приготовился к встрече, он смело шёл вперёд, и это бесстрашие насторожило зверя. Тур ускорил шаг, пытаясь избежать столкновения, но человек приближался: звучание труб становилось всё настойчивее и продолжало гнать его к человеку. И тур побежал прямо на князя. Он гордо поднял свою огромную голову, готовый к бою с этим маленьким существом. Дмитрий различил в густой тёмной шерсти крошечное белое пятно у основания шеи. Шемяка остановился, сжав в руках рогатину, терпеливо дожидался зверя, и, когда до тура оставалось несколько саженей, Дмитрий размахнулся и с силой, с диким криком метнул рогатину прямо в белое пятно. Калёный острый наконечник распорол толстую кожу, с хрустом, сокрушая позвонки, застрял в теле зверя. Зубр мотнул головой, пытаясь избавиться от рогатины, замер на мгновение, а потом завалился на бок.

Подъехал боярин Ушатый и, изумлённо разглядывая поверженного тура, пробасил:

   — Хорошо бросаешь, князь. С первого раза одолел, а зверь-то огромный! Мы уже с самопалами стояли, вдруг на тебя кинется. Помнишь, как в прошлом месяце из дворни твоей Игнатку-загонщика на рога поднял? Этот самый и будет, я его по белому пятну на шее признал.

   — Гонец из Кремля прибыл? — спросил как ни в чём не бывало князь.

   — Прибыл, государь, — ответил Ушатый. — Старцы уже все собрались и тебя ждут.

   — Хорошо. — И, отыскав глазами коня, который, потряхивая длинной гривой, пощипывал траву, свистнул. Конь, услышав хозяина, радостно заржал и рысью поскакал на зов.

Дмитрий Юрьевич собрал старцев в своих палатах. Рядом с собой посадил митрополита Иону. Прочим хватило места на лавках.

   — Вот зачем я вас позвал, святые старцы. — Шемяка поднялся, не смея говорить сидя в присутствии старцев. — Знаете ли вы, сколько обид причинил мне Василий, младший брат? Но я зло на него не держу и отправил в Углич в свою вотчину. Слишком отходчив я и добр. — Он посмотрел на Иону. Старцы молчали. — Вот я позвал вас посоветоваться... отпустить Василия или придержать? Как вы решите здесь, так и будет. Не хочу, чтобы крепло его зло супротив меня, и не желаю воевать. Не хочу, чтобы он зарился на Москву, на мою отчину, которая принадлежит мне по праву, как старшему брату! Что вы скажете на это, святые отцы?

Поднялся Иона. Видом чернец, месяц назад он отказался от сакоса, и, если бы не митрополичий крест, не сказать, что владыка.

   — Я тебе и раньше говорил, князь, что ты не по правде живёшь. Меня осрамил. Ведь обещал же ты князя выпустить, а сам деток его в Углич запрятал! Отпусти, отпусти их, князь! Ты же честное слово давал!

Поднялся игумен Симонова монастыря отец Савва. Князь знал его, помнил, как тот дёргал его в отрочестве за уши, уличая в проказах.

   — Негоже, князь! Епитрахиль испачкал и нас всех во грех великий вогнал! Отпусти Василия. И мы с тобой пойдём, как один грех со своей души снимать.

Князь молчал, примолкли и старцы, и тут Дмитрий увидел на своём кафтане бурые пятна. «Откуда? — испугался князь. — А что, если старцы подумают, что это кровь Василия?!»

И Дмитрий, прикрывая рукавом на груди бурые пятна, сказал:

   — А если Васька возомнит, как и прежде, себя старшим братом, что мне тогда ему ответить?

   — Василий-то слепой! Какое зло тебе может причинить слепец, князь? Да ещё малые дети? Побойся Бога, князь Дмитрий, если не веришь, то возьми с него крестное целование, что не посмеет воевать супротив тебя. Да и мы его от греха отведём.

Дмитрий Юрьевич скрестил руки на груди, но ему всё равно казалось, что владыка видит пролитую кровь. Интересно, о чём они сейчас думают? И Дмитрий вспомнил, как по лицу Василия текла тягучая сукровица, а потом брызнула кровь, и братов голос, который заполнил собой весь двор:

«Дмитрий, будь ты проклят!»

Может, кровь на кафтане — это проклятие, которое послал ему Господь?

   — Хорошо, старцы, я подумаю.