– Иди домой, поп! Мариетт остается со мною.

– Ну, и пусть остается с тобою. Мне ее не нужно, а если тебе нужна – возьми. Возьми, Хаггарт. Но только…

– Отец! Ты стоишь на коленях!

– Хочешь, чтобы я сыном тебя, разбойника, называл? Ну, изволь… сын… все равно я тебя больше не увижу. Все равно! Как старый терн они расцвели – ах, Господи, эти подлецы-то, эти старые подлецы!

– Нет.

– Ну, так ты дьявол, вот ты кто. Ты дьявол, – бормочет аббат, тяжело вставая с колен.

– Дьяволу хочешь продать душу, да? Эй, аббат, – а что дьявол всегда платит фальшивыми деньгами, этого еще не знаешь. Дай факел, матрос!

– Смотри, вот я. Видишь? Теперь попроси еще, если смеешь.

– За что ты? – хватает аббат ударившую руку.

– А так, ни за что!

– За что ты? – вскрикивает Мариетт.

– За что ты? – гремит Хаггарт.

– Ты велел.

– Кто велел? Это море шумело. Я не хотел его убивать – нет, нет!

– Ты приказал. Мы слышали. Ты приказал.

– Ах, дьяволы! Дьяволы! Так вы думаете: для того у меня два уха, чтобы мне лгали в каждое?

– На, кольни, гадина.

– На веревку! Я сам бы раздавил твою ядовитую голову – но пусть это сделают те. Ах, дьяволы, дьяволы! На веревку.

– Это меня, капитан? Я был твоей нянькой, Нони.

– Молчи, гадина!

– Это я-то, Нони? Твоя нянька? Ты визжал как поросенок в камбузе – ты забыл, Нони? – жалобно бормочет матрос.

– Эй! – грозно кричит Хаггарт в угрюмые ряды: – Взять!

– Ну, уж если меня, твою няньку – так ты совсем выздоровел, Нони! Эй, слушать капитана! Взять! Ты у меня наплачешься, Томми. Ты у меня всегда зачинщик!

– Здесь и вешать негде. Тут и дерева ни одного нет.

– Подождать до корабля! Пусть честно умрет на рее.

– Я знаю тут дерево, но только не скажу, – хрипит Хорре. – Ищите сами! Ну, и удивил же ты меня, Нони. Как закричишь: на веревку! Совсем как твой отец, он тоже чуть не повесил меня. Прощай, Нони – теперь я понимаю твои поступки. Эй, джину – и на веревку!

– Флерио. Ты слыхал, чтобы я приказывал убить этого?

– Нет, капитан.

– Ступай.

– Флерио. Ты слыхал когда-нибудь, чтобы море лгало?

– Нет.

– Если не найдут дерева, прикажи удушить руками.

– Кто смеется? – гневно спрашивает Хаггарт.

– Я, – отвечает Мариетт. – Я думаю, как его вешают, и смеюсь. О, Хаггарт, о, благородный мой Хаггарт! Твой гнев – Божий гнев, ты это знаешь? Нет. Ты смешной, ты милый, ты страшный Хаггарт, но я тебя не боюсь. Дай руку, Гарт, пожми мне крепко, крепко. Вот сильная рука!

– Флерио, мой друг. Ты слыхала, что он сказал? Он говорит, что море никогда не лжет.

– Ты сильный и ты справедливый – я была безумна, когда я боялась твоей силы. Гарт, можно мне крикнуть морю: Хаггарт справедливый!

– Это неправда. Молчи, Мариетт, тебя дурманит кровь. Я не знаю, что такое справедливость.

– А кто же знает? Ты, ты Хаггарт. Ты божья справедливость, Хаггарт. Это правда, что он был твоей нянькой? О, я знаю, что такое нянька: она кормит, учит ходить, ее любишь, как мать. Не правда ли, Гарт – ее любишь, как мать? Ну, так вот же – на веревку Хорре!

– Что там такое?

– Это дьявол встречает его душу, – говорит Мариетт.

– Нет. Пусти мою руку! Эй, кто там?

– Хорре! Хорре! Хорре!

– Веревка оборвалась, Нони, – скромно, но с достоинством хрипит Хорре.