– или иной посыльный с Земли, – погостив в чужом теле, вернул его законному хозяину без изъянов! Но даже сам Хейдж не мог сказать, что случится с первоначальной личностью, когда узурпатор отбудет домой. Блейд полагал, что знает ответ на этот вопрос: разум Рахи, чье тело он занял, не восстановится. Он чувствовал это подсознательно; тело Рахи стало его телом, а изменение черт лица, пусть незначительное, служило для него веским доказательством этой гипотезы. Правда, он пробыл в теле Рахи много месяцев и успел полностью адаптироваться…
Что же все‑таки произойдет, если «гость» внедрится в чужой разум на минуту?.. на час?.. на день?.. Возможно, последствия будут не столь фатальными? Но Блейду не хотелось проверять это на своих близких… на тех, кого он встретил здесь, в Айдене и Хайре, и кто стал дорог его сердцу. Он прекрасно понимал, что эксперимент с Гридом, в общем‑то успешный, не доказывает ничего. Дж. попал в тело умирающего и отбыл назад, когда тот окончательно испустил дух.
Проклятый Хейдж! Неужели теперь он, Блейд, будет вынужден сторониться всех приличных людей – из опасения, что любой из них может быть неожиданно использован для связи с ним, после чего превратится в идиота? Он видел только один выход – всегда иметь под руками мерзавца, вроде покойного Вика Матуша или Бура. Однако ни тот, ни другой не могли заменить в постели Лидор.
Правда, он передал Хейджу через Дж., чтобы тот прекратил вмешиваться в его дела. Но как истолкует американец эти слова? Как приказ? Вряд ли. Скорее – как просьбу. Зная настырность Джека Хейджа, Блейд всерьез опасался, что просьба эта учтена не будет. Хейдж даже не понимает, что творит; для него обитатели Айдена стояли за гранью реального мира, и он, в лучшем случае, рассматривал их как удобных марионеток, чьими телами ему разрешил распоряжаться сам Господь. Для Блейда же они были людьми, живыми людьми.
Он не видел выхода из этой ситуации. Оставалось благодарить небеса за то, что сейчас он оказался вдали от дорогих ему людей. Возможно, могли бы помочь южане… Судя по всему, они владели могучей технологией… Что ж, вот еще один повод, чтобы побыстрее добраться до них.
Вздохнув, странник перевел взгляд на море и обратился к более насущным проблемам. С тех пор, как он проснулся, полный томительных воспоминаний о Лидор, прошло минут сорок; еще через полчаса надо лезть под защиту колпака. Он твердо решил отправиться в путь в этот день, и похороны Грида являлись в то же время неким символическим актом прощания с приютившим его островком. Все было обдумано и решено заранее. Сегодня он расстанется наконец с птицами, с пугливыми черепахами и с этой песчаной отмелью. Но не с Зеленым Потоком!
Ибо стремительное течение отнюдь не кончалось на границах океана, не таяло в голубой безбрежности глубоких вод; оно тянулось дальше, до самого горизонта, выделяясь темной широкой полосой на поверхности моря. Блейд полагал, что Поток охватывает планету по экватору – если только в вечном своем круговороте не наталкивается где‑то на материковый щит или горный хребет. К сожалению, карта на мониторе автопилота не давала почти никакой информации на сей счет; на ней были помечены лишь контуры материков да крошечные точечки островов. Однако, внимательно изучив ее, Блейд заметил, что через шесть тысяч миль течение пронесет его суденышко рядом с южной оконечностью Кинтана – огромным вытянутым полуостровом, очертаниями напоминавшим Камчатку. За полуостровом простирался открытый океан; но в восьми с половиной тысячах миль к востоку по меридиану от полюса до полюса протянулась россыпь маленьких пятнышек – несомненно, островов. Затем чудовищное расстояние в пятнадцать тысяч миль – и он оказался бы в Верховьях Зеленого Потока, между двумя материками – Ксайденом и Южным континентом. Таков был Айден; огромный, не меньше Земли, мир, в котором суша, волею прихотливой игры планетарных сил, оказалась сосредоточенной в восточном полушарии. |