Вероятно, южане многого достигли в психологии и умели управлять и своими чувствами, и телом – даже вызвать по желанию смерть. Когда ситуация стала безнадежной, Найла искусственно пришла в коматозное состояние или впала в транс, от которого до небытия оставался только один шаг. Она не выключила полностью зрение и слух – наверно, собиралась покончить с собой в тот миг, когда Канто изуродует или убьет ее возлюбленного, – и кое‑что разглядела во время столь неожиданного визита Хейджа. Но вряд ли что‑нибудь поняла… Впрочем, теперь это было не важно.
Странник опустил голову, уставившись на свои загорелые, покрытые ссадинами колени. Пожалуй, одну проблему он решил. Найла и этот ее сказочный корабль не были даром, бескорыстной помощью попавшему в беду путнику. И весь эпизод не являлся неким испытанием, в результате коего он мог получить ‑или не получить – индульгенцию на отпущение грехов вкупе с пропуском в южный рай. Его проверяли! Элементарная проверка с помощью хорошенькой женщины, заманившей его в постель! Сколько раз с ним уже случалось такое ‑и на Земле, и в мирах иных! И сколько раз он сам использовал этот вечный, как небеса, способ! Подсадной уткой – вот кем была его чернокудрая красавица!
Но почему же так щемит сердце? Почему перед глазами вьются, трепещут огненные языки, из которых, словно феникс, взмывает вверх чешуйчатый дракон с розово‑смуглой наядой, прильнувшей к его шее? Почему щеки его стали влажными, а в ушах все звучит и звучит тихий прерывистый шепот: «Эльс, мой милый… Ты все уже сделал… Ты любил меня…»
Он припомнил наконец ту песню, что слышал когда‑то в припортовом лондонском пабе. Да, там говорилось о девушке и о разлуке…
В такт шагам он начал чеканить про себя слова:
Все же логика – это упрямая вещь,
И мне кажется, я не смогу переспорить ее,
Если в днище дыра – то вода будет течь,
Мой усталый корабль постепенно уходит под лед,
И порою мне хочется просто брести наугад…
Но зачем в мою спину так пристально смотрит твой взгляд?
Твой синий взгляд…
Нет спасенья в обмане бушующих волн,
И, склоняясь под ветром, я крепче сжимаю весло,
Но кто скажет, куда мне нести свою боль?
Здесь чужая земля и другое склонение слов,
И в пустом переулке, рукой прикрывая глаза,
Ты напрасно стремишься увидеть мои паруса…
Ты прислушайся лучше – это поет моя свирель, это плачет моя свирель…
И мне больше не важно, что станет со мной,
Мир не бросился в пропасть, я вижу, что все обошлось,
И на сумрачном небе, пробитом луной,
Кто‑то пишет нам новую сказку без горя и слез,
Где в сиянии света с тобой мы похожи точь‑в‑точь – Ты прекрасна, как солнечный день, а я черен, как ночь…
Блейд упрямо закусил губу. Да, теперь существовала еще одна причина, по которой стоило стремиться на Юг! Он жаждал взглянуть на тех, кто послал к нему Найлу – милую маленькую беззащитную Найлу, которая даже не умела убивать… Он хотел посмотреть в глаза этим пацифистам, этим вонючим кроликам, этим слизнякам, которые не жгли, не резали, не стреляли – только послали ее на смерть.
Ну, даст Бог, он до них доберется, и тогда… Он их сотрет в порошок!
Гневно стиснув огромные кулаки, Блейд сильнее навалился на канат.
Глава 11. ЛОНДОН
– Чертовски рад за вас, Дж.! Я не сомневался, что вы сумеете выкарабкаться!
Наклонившись вперед вместе с белым больничным табуретом, Джек Хейдж осторожно сжал сухие пальцы старика. На губах Дж. появилась слабая улыбка:
– Ну, старая гвардия так просто не сдается! Зарубите себе на носу, вы, проклятый янки!
Хейдж широко ухмыльнулся в ответ, оглядывая палату спецгоспиталя королевских ВВС. |