– Костюма для гольфа вашего дяди? Что с ним произошло?

– Он исчез.

Это заявление прозвучало так, будто должно было что-то мне объяснить. Инструкции предписывали мне обсуждать дело, если этого захочет Мэри Хьюм, но я мог лишь ожидать продолжения.

– Он должен был висеть в шкафу, но его там не оказалось, – добавила девушка. – Не понимаю, какое отношение может иметь к этому штемпельная подушечка, а вы?

Я тоже не понимал. Если защита Г. М. в какой-то степени зависела от «окна Иуды», костюма для гольфа и штемпельной подушечки, то это была очень странная защита.

– В кармане костюма оставалась штемпельная подушечка, которую требовал мистер Флеминг. Я… я надеялась, что вы что-то разузнали. Факт в том, что и костюм, и подушечка исчезли… Господи, я не знала, что в доме кто-то есть!

Последние слова прозвучали так тихо, что я едва их расслышал. Мэри встала, бросила сигарету в огонь и снова превратилась в спокойную и вежливую хозяйку дома. Обернувшись, я увидел вошедшего в комнату доктора Спенсера Хьюма. Его круглое лицо под аккуратно причесанными волосами с пробором в четверть дюйма шириной выражало приличествующее родственнику беспокойство и сочувствие. Выпуклые, как на фотографиях его покойного брата, глаза равнодушно скользнули по мне и окинули взглядом комнату.

– Привет, дорогая, – беспечно поздоровался он. – Ты нигде не видела мои очки?

– Нет, дядя. Уверена, что здесь их нет.

Доктор Хьюм ущипнул себя за подбородок. Посмотрев на стол и на каминную полку, он устремил вопросительный взгляд на меня.

– Это мой друг, дядя Спенсер. Мистер…

– Блейк, – сказал я.

– Здравствуйте, – приветствовал меня доктор Хьюм. – Кажется, мне знакомо ваше лицо, мистер Блейк. Мы нигде не встречались раньше?

– Ваше лицо мне тоже знакомо, доктор.

– Возможно, сегодня утром в суде… – Покачав головой, он посмотрел на Мэри, в которой было невозможно узнать полную энергии девушку, беседовавшую со мной несколько минут назад. – Скверное дело, мистер Блейк. Не задерживайте Мэри надолго, ладно?

– Как идет процесс, дядя Спенсер? – быстро спросила она.

– Так хорошо, как и следовало ожидать, дорогая. К сожалению…

Мне еще предстояло узнать, что у него была привычка начинать речь фразой полной надежды, а потом говорить «к сожалению», сдвинув брови.

– К сожалению, боюсь, что возможен только один вердикт. Конечно, Мерривейл знает свое дело – он наверняка представит медицинское свидетельство, доказывающее безумие клиента без всяких сомнений… Я вспомнил, где видел вас, мистер Блейк! По-моему, вы говорили с секретаршей сэра Генри в холле Олд-Бейли.

– Мы с сэром Генри сотрудничаем много лет, доктор Хьюм, – правдиво ответил я.

Он выглядел заинтересованным.

– Но вы не участвуете в процессе?

– Нет.

– Хмф… Могу я спросить – строго между нами, – что вы думаете об этом злосчастном деле?

– Ансуэлла, безусловно, оправдают.

Последовало молчание. Комнату освещало только пламя в камине, а день стал пасмурным и ветреным. Я не мог определить, какой произвел эффект, выполняя указание «создавать таинственную атмосферу». Но доктор Хьюм достал из жилетного кармана очки с черной лентой, водрузил их на нос и задумчиво посмотрел на меня.

– Вы имеете в виду, что он виновен, но безумен?

– Невиновен и в здравом уме.