|
То было всего-навсего завершение никому не ведомой, задавленной жизни, а теперь Доминика наблюдает жизнь, плещущую через край, бурлящую, торжествующую во всей своей пугающей откровенности. Доминика не находила себе места. Ей не хотелось садиться. Ей не хотелось пропустить ничего из происходящего, хотя от этого зрелища ей делалось дурно, у нее кружилась голова; ту же боль, и даже еще сильнее, она испытывала, подглядывая в замочную скважину - например, в самый первый раз, когда увидела во всей его грубой откровенности плотское совокупление, когда увидела лоснящийся от животной силы вырастающий мужской член. Значит, с Антуанеттой у нее происходит то же самое? Все существо Доминики восставало при виде этой великолепной и вульгарной жажды жизни. Ей захотелось написать немедленно! В голову лезли слова, столь же откровенные, как зрелище, при котором она присутствовала. "Вы убили мужа". Да, так она и напишет, немедленно напишет - и на сей раз даже не позаботившись о том, чтобы изменить почерк, она вывела на листе бумаги эти слова. Машинально добавила: "Сами знаете". Эта приписка выдавала ее самую тайную муку, истинную причину ее негодования. Она бы поняла угрызения совести. Поняла бы тоску, которую по капле источают бегущие часы. Она бы все поняла, все приняла и, возможно, все простила - только не эту невозмутимость, не это пятидневное ожидание, не этот поспешный и беспечный отъезд - ведь если бы Антуанетту не остановили, она бы так и уехала, весело и непринужденно! - только не этот бунт, обнаживший всю ее бессовестность.. "Сами знаете!" Знает, конечно, а между тем как бы не признается сама себе. Антуанетта словно понимает умом, но не чувствует, что это на самом деле произошло. Теперь она вдова. Избавилась наконец от вялого, скучного мужа. Она богата. И собралась уехать - а почему бы и нет? Доминика чуть не бросилась из дому, чтобы поскорее отправить письмо, но тут у дома напротив остановился грузовичок, из него вышли двое мужчин с инструментами - рабочие в синих комбинезонах. Антуанетта встретила их на пороге квартиры; Сесиль не вышла. Антуанетта спокойна. Жесты непринужденные. Знает чего хочет, и желания ее немедленно исполняются. Первым делом следует разобрать и вынести прочь широкую мещанскую кровать; рабочие сперва выволокли матрас, оставили его у входа, потом отвинтили спинки; комната сразу оголилась, и только прозрачный прямоугольник пыли отмечал место, где умер Юбер Руэ. Антуанетта продолжала командовать, расхаживала туда и сюда, не обращая внимания на распахнувшийся пеньюар, а за ней ходили оба рабочих, равнодушно исполняли ее распоряжения; они внесли в спальню диван, на котором она спала во время болезни мужа. Она покосилась на темные шторы, которые почти никогда не бывали задернуты, и чуть было не приказала: "Снимите!" Но наверняка спохватилась, что окна нельзя оставить незанавешенными, а других штор под рукой нет. Два горшка с комнатными растениями по-прежнему стояли на камине; их судьбу решил один взмах руки. Доминика глазам своим не верила, видя, как Антуанетта, даже не взглянув на эти горшки, не дрогнув, отделалась от них. Жильцы не возвращались. Одиннадцать утра, улица почти безлюдна; аптекарь опустил желтый выцветший тент; ставни на многих магазинах закрыты, словно воскресным утром. К половине двенадцатого рабочие уже управились, переставили мебель, все лишнее снесли в комнатку, выходившую во двор; на мгновение Доминика заметила сквозь анфиладу открытых дверей затененный кусок этого двора. |
