|
И вот однажды знак пальчиком из окна сказал: "Да". Потом уточнил: "В четыре... В четыре часа..." Антуанетта напевала. Целый час просидела, закрывшись в ванной. За столом, наверно, вела себя необъяснимо весело, если только не догадалась напустить на себя унылый вид, чтобы старики ничего не заподозрили. Она живет. Она будет жить. И душа ее, и плоть добились того, что им надо. Она его увидит, останется с ним наедине, прижмется к нему, обнаженная. Только так и стоит жить. Забывая смотреть под ноги, она спотыкается о поребрик тротуара. На углу улицы Монтеня озирается по сторонам: она еще не знает маленького бара, адрес которого ей указали; чья-то рука приподнимает занавеску, дверь отворяется, какой-то мужчина идет вперед, она за ним, и вот уже оба нырнули в теплый холл гостиницы. Дни с тех пор стали короче. В первые разы над улицей еще проглядывало солнце. Теперь в домах горят лампы, и когда на прошлой неделе Антуанетта за несколько секунд до своего приятеля вышла из отеля "Монморанси" и на углу подозвала такси, чтобы проехать всего несколько сотен метров до дому, было уже совсем тепло. Все кончено. Он больше не придет. Доминика уверена, что он больше не придет. В прошлый раз они оба на четверть часа задержались в маленьком баре. Зачем? Можно не сомневаться: он объяснял, что не сможет сегодня с ней побыть, что ему нужно куда-то по делам, а она умоляла: - Хотя бы несколько минут!.. Они сели в углу у окна. В баре так тесно, что приходится говорить вполголоса. Не желая их стеснять, хозяйка спускается по винтовой лестнице, которая начинается за стойкой и ведет в подвал, где оборудована кухня. Они шушукаются, держась за руки. Мужчина недоволен. - Хотя бы несколько минут... Она сознает, что теряет его, но отказывается верить. Он встает. - В пятницу? - В пятницу никак. Я уезжаю. - В среду? Сегодня среда, и он не пришел. Вот сейчас в одном из баров на Елисейских полях бармен передаст ему пневматичку, и он, сидя с друзьями, процедит сквозь зубы: - А, знаю... Может быть, сунет записку в карман, не читая? - Официант! Она роется в сумочке вспотевшими руками в поисках мелочи, и ее взгляд вновь падает на Доминику, которая пристально на нее смотрит. Какое до всего этого дело Доминике? Работницы картонажной мастерской и те над ней смеются! Но она даже не притворяется, что ее занимает что-то другое. Она, как те братик с сестричкой, которых она называла "маленькие бедняки", ей самой было тогда лет шесть. Дело было в Оранже. Каждый день в одно и то же время она шла гулять с няней на бульвар, прихватив с собой игрушки. Они садились на скамейку, и неизменно в двух-трех метрах от них застывали двое маленьких бедняков, брат и сестра, оборванные, с исцарапанными лицами, с болячками в углах губ и у корней волос. С полным бесстыдством они стояли и смотрели, как она играет одна. Они не двигались с места. Няня кричала: - Идите играть в другое место! Они пятились на шаг и снова застывали. - Не подходите к ним, Ника... Еще подцепите насекомых... Они слушали. |
