Глиняные дорожки змейками убегают на кручи мимо таинственных, непролазно-зеленых каньонов. Весной овраги пенятся белым цветом черемух и служат приютом для соловьев. Летом тут пахнет нагретыми лопухами, ежевикой, жасмином. Внизу, в потемках, журчат ручейки, вверху, на припеке, гремят кузнечики. Осенью по оврагам шуршат дрозды, как детские самолетики из бумаги, скользят над желтеющим миром сороки. В пахучем царстве зарослей тут хочется заблудиться. Но невозможно. Дорожки выводят тебя на вершину откоса под полог громадных старых берез.

Отсюда Волга — как на ладони.

На лодке переправиться можно на левый берег (из Ивановской в Костромскую область). Через реку, как бы со стороны, городок виден весь целиком. Видна внизу слева бывшая рыбачья слобода, виден в ней домик, где жил Левитан. И в мелких подробностях видны уступы кружевной зелени леса, уступы домов, садов, паутина желтых дорожек, освещенные солнцем полянки и темные русла оврагов, плешины на круче, вытоптанные туристами. Светел, зелен, радостен городок! А у ног его — зеркало Волги. Город похож на большой многопалубный пароход, приставший тут и не желающий уплывать — так ему хорошо. Как мачты, белеют церквушки. Нижняя палуба — самая оживленная. Плотно друг к другу стоят дома. Почти что все двухэтажные, низ — каменный, верх — деревянный. Заборы. Наличники. Двери с коваными запорами. В окнах — герань. У заборов — скамейки с обязательными старушками. Девятнадцатый век! Кажется, вот сейчас выйдет купчина в поддевке и проследует, оглядевшись, к лабазам у церкви. В огородах возле домов пахнет укропом, нагретой ботвой помидоров. Пахнет яблоками, колотыми дровами, вяленой рыбой, дымком. Куда-то в зеленые джунгли склона чешуйчатой змейкой уползает дорожка, мощенная камнем…

Таким видит Плёс человек, сошедший на два-три часа с теплохода. Но на всю жизнь запоминается этот старинный городок на Волге.

У зеркала

В Африке есть птица величиною с воробья и похожа на воробья, но более многочисленная. «Что за сеть растянута в половину неба?» — «Это ткачики, — ответил мне спутник.

— В этой туче больше миллиона птичек, очень не любимых африканцами.

Сядут на поле — урожаю конец! Видите старика и мальчишку с трещоткой? Они не дают ткачикам сесть. Эта птичка подобна саранче…»

В другом месте мы увидели жилище ткачиков: из-под соломы, которой одет был старый ствол дерева, вылетали резвые птицы. Я заглянул под солому и увидел гнезда, так густо сидевшие, что ладонь ребром можно было просунуть между этими «квартирами». Спугнутые птицы сразу возвращались в гнезда. А дальше виднелись новые гнезда, прикрытые соломой.

Из одного неспешно выползла небольшая неядовитая змейка. «Конечно, в этой соломе можно кое-что найти», — проводил змею мой приятель.

Вечером мы говорили о ткачиках, об их похожих на тучу скоплениях. А утром одна из птиц, похожая на воробья, устроила нам веселое представление. «Иди скорее сюда», — позвал я приятеля. У нашей машины возле зеркала вилась знакомая птичка, она боролась со своим отражением в зеркале. Вокруг толпилось несколько любознательных постояльцев гостиницы, а птица «клевала» зеркало и, видимо, решила прикончить «соперника». Минут пятнадцать продолжался этот поединок. (Вы видите его на снимке.) Когда птица в изнеможении села на зеркало, какая-то сердобольная старушка-путешественница накрыла зеркало платочком. «Жалко, но представление окончено!» — сказали все хором.

В другой раз подобную картину я увидел спустя неделю там же, в степи Серенгети. Что-то остановило мое внимание… Боже мой, прямо в метре от меня около зеркала грузовика, из которого только что вылез шофер, сидела большеклювая птица с названием носорог и делала то же самое, что делал малютка ткачик — нападала на свое отображение в зеркале.