Тщетно.

Наконец, в отчаянном стремлении выжить он нащупал свои ремни и расстегнул их. Глубоко вдохнув сжатый воздух, Сэм вытащил изо рта регулятор и изо всех сил нырнул в глубину.

Его левый ласт дернулся, взрезанный винтом, а потом дайвера задом наперед толкнуло через воду, как будто он попал в выхлоп реактивного двигателя — кильватерная струя швырнула его, когда яхта прибавила ход.

Словно целую вечность мужчину швыряло в кильватере, но, в конце концов, он вырвался на поверхность и глотнул свежего, сладкого воздуха. Корма судна Бенедикта ясно виднелась в монокуляре ночного видения. Сэм сделал еще один большущий вдох и нырнул обратно, чтобы поискать Реми.

Она убралась с дороги раньше него, и Фарго разглядел ее силуэт, скользящий в темноте.

Цела и невредима.

Мужчина нырнул к ней и взял ее за руку. Супруга сжала его ладонь, повернулась к нему, и глаза ее за маской стали огромными, когда она увидела, что Сэм без кислородного баллона, лишь с трубкой во рту. Он показал ей поднятые большие пальцы, и супруги вместе поднялись на поверхность.

— Что случилось с твоим снаряжением? — спросила миссис Фарго, плывя рядом с мужем в темноте.

— Морские боги потребовали жертвы, — рассказал он срывающимся голосом. — Дело обстояло так: или баллон, или я.

— Ты не пострадал?

— Нет, все хорошо. Лучше, чем когда-либо! Давай вернемся на судно, прежде чем рассветет.

Сэм оглянулся в ту сторону, где «Бермудез» мирно покачивался на эбеново-черных волнах.

Очутившись на борту, Реми сняла снаряжение, и оба дайвера вылезли из гидрокостюмов.

Они не собирались ничего рассказывать о своем ночном приключении до тех пор, пока затонувшее судно не возьмут под охрану. Учитывая несомненные связи Бенедикта с неведомыми уровнями испанской администрации, это казалось самым благоразумным образом действий. Не было смысла намекать ему на случившееся, лишая себя тем самым того скромного преимущества, какого они добились.

Сэм присмотрелся к своему изорванному ласту: он был буквально располосован. Лопасть разминулась с его ногой всего на несколько дюймов — излишнее напоминание о том, как близко от винта он был. К счастью, супруга не заметила этого в темноте, и Фарго решил не будить лиха, пока оно тихо.

— Похоже, статуя, с которой он ушел, — изображение Афины в полный рост, — прошептала Реми.

— Мы известим власти, когда — и если — они появятся. Я не доверяю никому на этом судне, — заявил Сэм.

Женщина широко распахнула глаза:

— Ты же не думаешь, что кто-то из команды?..

— Я понятия не имею, что думать. Просто знаю, что Бенедикт, похоже, купил на свои грязные деньги великое равнодушие к явному грабежу, и не хочу рисковать.

Реми кивнула:

— Как считаешь, мы сможем несколько часов вздремнуть?

— Надеюсь. Завтра раскалим телефоны и рацию. А сейчас наша миссия выполнена, хоть Янус и улизнул с одной из реликвий.

— Как только об этом станет известно, ему нелегко будет контрабандой вывезти ее куда-нибудь или продать.

— Надеюсь, что так, — отозвался Сэм. — Но, как тебе известно, некоторые коллекционеры порядком беспринципны.

— К тому времени, как кто-нибудь нам ответит, он уже будет в нейтральных водах. Я бы на его месте на всех парах двигалась к такому убежищу, как Марокко или Алжир. До них всего сто с чем-то миль. Плевое дело для такого судна.

— Похоже, сегодня не тот день, когда он получит то, на что нацелился, а?

— Я бы не стала на это полагаться. А теперь — могу я убедить тебя как следует выспаться?

Не скрывая злости, побагровевший Янус Бенедикт стоял на палубе у транца.