Свежий труп по сравнению с мумией очень тяжелый, и на это тотчас же обратили бы внимание и грузчики, и служители музея, которым я собирался передать «мумию». Присутствие невысохшего тела создает в футляре влажность и быстро разрушает его. Кроме того, администрация музея решила экспонировать футляр с мумией Себекхотепа в прозрачной витрине, и налет пара выступил бы на стеклянной поверхности. Вывод напрашивался сам собой: прежде чем заключать в футляр, тело Джона следовало высушить. Я не мог с этим справиться и обратился к специалисту, сбивчиво объяснив ему, что мечтаю устроить у себя в усадьбе зооуголок и хорошо бы высушить нескольких мелких животных. Он порекомендовал в течение недели вымачивать трупики в древесном спирте, а затем подвергнуть воздействию сухого горячего воздуха.

Как вам известно, в доме на Куин-сквер Джон устроил собственную коллекцию древностей, и я припомнил, что видел там порфировый саркофаг с небольшой мумией. Я вскрыл его и попробовал уложить туда покойника — труп поместился свободно. Я залил его доверху древесным спиртом, плотно прижал крышку и промазал щели глиной для герметичности. Тело вымачивалось две недели, после чего я вынул его, вытер насухо и уложил на камышовые стулья над горячими трубами отопления. В других помещениях я перекрыл трубы, чтобы сконцентрировать тепло там, где мне нужно. К концу третьего дня руки и ноги трупа стали похожи на роговые конечности; кожа выглядела, как пергамент, кольцо свалилось с истончившегося пальца. Я периодически переворачивал тело, чтобы оно высыхало ровнее, и параллельно занимался футляром. Расшнуровав, я осторожно вынул оттуда мумию Себекхотепа. В первую очередь я берег сам футляр, а о мумии нисколько не заботился, поэтому она сильно пострадала. Забальзамированная к тому же весьма небрежно, она поломалась в нескольких местах. Когда я стал ее развертывать, голова отделилась, обе руки оторвались.

На шестой день после того, как я вытащил труп Джона из саркофага, я тщательно обмотал покойника пеленами, снятыми с Себекхотепа, смазал смесью мирры и настоя росного ладана и тело, и складки тканей, чтобы заглушить запах спирта и формалина. По окончании этих процедур мертвец настолько напоминал настоящую мумию, что хоть выставляй на всеобщее обозрение прямо в стеклянной витрине; мне даже стало жалко вкладывать его в футляр и навеки скрывать от публики такой замечательный экспонат.

Выполнять такую операцию в одиночку, без помощника, оказалось чрезвычайно трудно, и я в нескольких местах испортил футляр. Мне кое-как удалось зашнуровать его, и я наложил слой краски, маскирующий трещины и другие дефекты. Свежую краску я несколько раз протер пыльной тряпкой, чтобы состарить. Наконец футляр с содержимым был готов к отправке, о чем я известил доктора Норбери. Через пять дней он приехал за мумией и отвез ее в музей.

Главное препятствие я, таким образом, устранил и озадачился дальнейшим. Джон Беллингэм пропал, и его могут хватиться, — думал я, — надо сделать так, чтобы, прежде чем кануть в Лету, он появился еще раз, причем так, чтобы это заметили.

Посещением квартиры Хёрста я преследовал двойную цель. Во-первых, устанавливал день исчезновения Джона и факт своей полной непричастности к инциденту. Во-вторых, добивался сговорчивости Хёрста. Я рассчитывал, что на него неизбежно падет тень подозрения, и это вынудит его не оспаривать мои требования, когда он узнает о содержании завещания. Я слышал, что, с тех пор как я побывал у него в последний раз, Хёрст сменил экономку, и знал его распорядок дня. В тот день я отвез чемодан с вещами Джона на станцию, сдал в багажное отделение, зашел в контору Хёрста, убедился, что он там, оттуда направился на Кэннон-стрит и сел в поезд на Элтем. Дойдя до дома Хёрста, я снял очки — единственную особую примету в моей наружности, — позвонил и, когда мне сообщили, что хозяина нет, попросил, чтобы меня впустили в его кабинет.