Не все, правда, запечалились, глядя на разбушевавшегося Башурова. Например, пожилой мужичок с золотыми зубами и бриллиантовым «ролексом», скромно ужинавший в углу, при виде Виктора Павловича вначале чуть не подавился лобстером, потом всмотрелся повнимательнее и, уже широко улыбаясь, вытащил сотовый «бенефон»:

— Лось, в гадюшнике Хвост прорезался. Да, тот, который нас на сто кусков кинул, я его с фронта срисовал. Да, одной машины за глаза, шевели грудями.

Башурова тем временем, к слову сказать весьма неохотно, наградили пятью бумажонками с унылым фейсом дяди Франклина, и под восторженными женскими взглядами он направился в сортир умываться. Душу его все еще переполняла ярость, дико хотелось заехать кому-нибудь в бубен, так чтобы вдрызг.

— Как стоишь, сволочь? — Едва не хряпнув туалетчика кулачищем в слюнявую пасть, Виктор Павлович сунул голову под прохладу водяной струи. Подождал, пока не полегчает, отфыркнулся, утерся вафельной свежестью полотенца, и в этот момент, мягко ударив в затылок, внутри его черепа проснулся знакомый голос: «Иди поклонись Хармакути, да озарит свет летящей звезды тебя коленопреклоненного, распростертого у ног его».

Двигаясь как во сне, Башуров отбросил полотенце, устремил свой взгляд куда-то высоко в небо и, странно подволакивая обе ноги сразу, неторопливо побрел на парковочную площадку, под ногами у него раскисал свежевыпавший снег. Когда он принялся открывать свою «восьмерку», в позвоночник ему уперся ствол «стечкина», и сразу же кто-то сильно ударил по почкам:

— Пакши на капот, сука!

Боли Виктор Павлович не ощутил — голос в голове заглушал все чувства, однако понял, что сознание его стремительно переместилось в совсем иной временной пласт. Повернувшись, он сделал шаг в сторону и увидел трех амбалистых быков. Один из них на удивление медленно возвращал после удара ногу, второй, видимо ничего не успев сообразить, упирался стволом в пустоту, а третий крайне неспешно тащил из кармана наручники. Получилось что-то очень похожее на скульптурную композицию с аллеи бандитской славы, и голос в башуровской голове внезапно сделался похожим на гром: «Убей их, Хармакути ждать не может».

Энергия удара, как известно, пропорциональна квадрату скорости, а та обратно зависима от времени, и, шлепнув обладателя ствола ладонью по затылку, Виктор Павлович без труда снес ему полчерепа. Этого, похоже, даже не заметил никто: второй боец все еще тянул назад свою ногу, его коллега продолжал неспешно возиться с наручниками, а у запаркованного неподалеку «мерседеса» начали по миллиметру открываться двери.

Ф-р-р. Почти не ощутив сопротивления, Башуров глубоко всадил кулак в грудь любителя пинков по почкам, ударом сапога разворотил брюшную полость еще здоровому участнику скульптурной группы и, удивляясь отсутствию крови, направился к бандитской лайбе. Салон в ней уже осветился, сквозь окна были видны хари еле шевелившегося экипажа, и, взявшись за дверь, Виктор Павлович легко сорвал ее с петель.

Выражение бандитских вывесок не изменилось — хозяева их просто не успели осознать происходящее, — а Башуров уже вонзил свой палец рулевому глубоко в глазницу, тут же вырвал горло сидевшему на командирском месте пассажиру и, вышвырнув их из машины, вдруг понял, что привычное восприятие мира возвратилось к нему. В ноздри шибануло запахом бойни, бросились в глаза кровавые разводы на снегу, а в голове, все заглушая, раздалось: «Торопись к Хармакути, поклонись божеству востока».

Подчиняясь чужой воле, Башуров погрузился в иномарку, включил скорость и резко, так что колеса провернулись, тронулся с места.