— Ах, мама, мама, пожалуйста, не надо об этом! — Эйлин с явным трудом дошла до кушетки и тяжело опустилась на нее.

— Что ты намерена делать? — требовательным тоном спросила миссис Форфут-Медоуз.

— Все так неожиданно, дай мне время опомниться, — взмолилась дочь.

— Конечно, конечно, я понимаю трое состояние, — участливо склонилась над ней мать. — Когда твой муж должен вернуться?

— Возможно, вечером.

— Я бы не стала так долго ждать.

Взгляды их встретились.

— Он в шахте?

— Думаю, да.

— Я бы на твоем месте послала за ним.

— Ах, мама!

— Ну, хорошо, тогда спроси себя: хочешь ли ты остаться в этом доме, зная, что он утешается с другой женщиной, да еще сознавая, что привязана к этому дому до конца дней, прикована к кушетке, а именно это и произойдет очень скоро, если ты по-прежнему не будешь целыми днями слезать с нее. Нужно тебе это? Или все-таки лучше вернуться в родительский дом, восстановить здоровье и зажить нормальной жизнью? Зимой в Скарборо замечательно. Тебе там нравилось, помнишь?

— Нет, мама, совсем нет.

— Ничего подобного, в юности ты любила те места. Перестало тебе там нравиться, когда ты решила, что не сможешь выйти замуж, и ухватилась за первое предложение.

— Неправда, мама, — вскинула голову Эйлин. — Он не был первым мужчиной, сделавшим мне предложение, но другие тебе не нравились.

— Конечно, они не годились тебе в мужья.

— Это ты посчитала, что Марк мне подходит.

— Нет, мы с отцом так не думали. У нас были опасения, но ты настаивала на своем. Моя дорогая, я хотела бы освежиться, поесть, тогда мы продолжим разговор. А пока я бы посоветовала тебе послать за мужем.

Эйлин проводила взглядом мать. Затем встала и подошла к окну. Держась за занавески, она смотрела в сад.

В душе смешались горечь и обида, но породила их не потеря любви, а уязвленное самолюбие. Эйлин знала, что никогда по-настоящему не любила Марка Сопвита, просто ей хотелось стать женой. Однако роль жены ее разочаровала. Замужество не принесло радости, часто та или иная ситуация вызывала у нее замешательство, а мужа это не очень волновало. У нее не было опыта семейной жизни, она не знала до Марка мужчин, поэтому не могла сравнивать. Откуда ей было знать хуже он или лучше других мужей. Эйлин лишь понимала, что испытывала ко всему собственнические чувства, среди которых не находилось места любви. Она не считала возможным любить дом или лошадь — они являлись собственностью, имуществом, необходимым в повседневной жизни.

Эйлин позвонила в стоявший на столе серебряный колокольчик, и почти сразу же на пороге появилась Мейбл Прайс.

— Да, мадам, — с услужливым видом проговорила она, глаза камеристки горели любопытством.

Она услышала обрывки разговора и сообразила, в чем дело, однако не представляла, как развернутся события дальше. Ей хотелось надеяться, что хозяйка не станет слушать мать и останется на своей кушетке. Хотя хозяйка скорее всего возьмет камеристку с собой в дом матери, но такой свободы ей уже не видать. Мейбл только раз сопровождала миссис Сопвит в поместье родителей, но успела заметить строгую иерархию, существовавшую в доме. Порядок подчинения был более жестким, чем у Сопвитов. Здесь она имела все, к ее словам прислушивались, а какое положение займет она в Уотерфорд-плейс? Вероятнее всего ее место окажется между старшей горничной и лакеем. Боже! Только бы дело не дошло до этого.

— Передай мистеру Пайку, чтобы он отправил посыльного на шахту с сообщением, что хозяин нужен здесь.

— Хорошо, мадам.

Пайк удивился, услышав распоряжение хозяйки.