Но если «вторжение» в область политэкономии было для Сталина понятным и закономерным, то внезапное «увлечение» филологической наукой выглядело как своего рода нелепый казус. Играл ли Суслов какую-то роль в развернувшейся на страницах возглавляемой им газеты дискуссии о языке? Несомненно. И хотя наверняка он не был инициатором этой очередной кампании, поставлена она была успешно и с размахом. Обратимся к фактам.

9 мая 1950 года «Правда» поместила статью до сих пор мало известного в научных кругах лингвиста А. Чикобавы «О некоторых вопросах советского языкознания». Публикация эта была предварена небольшой заметкой «От редакции»: «В связи с неудовлетворительным состоянием, в котором находится советское языкознание, редакция считает необходимым организовать на страницах газеты „Правда“ свободную дискуссию, с тем чтобы путем критики и самокритики преодолеть застой в развитии советского языкознания и дать правильное направление дальнейшей научной работе в этой области». Суть выступления Чикобавы сводилась к критике языковой теории Н. Я. Марра, ставшей определяющей в сфере науки о языке. Не вдаваясь в научные тонкости спора, отметим лишь, что выступавшие за Чикобавой в «Правде» филологи-лингвисты И. Мещанинов, Н. Чемоданов, Б. Серебренников, В. Виноградов и другие настаивали на плодотворности общих идей Н. Я. Марра, имевших методологическое значение.

20 июня 1950 года наступила развязка. Как выяснилось, к Сталину обратилась «группа товарищей из молодежи» с предложением высказать его мнение по вопросам языкознания в печати. Особенно молодых людей взволновали «проблемы марксизма в языкознании». И, как выразился Сталин, «к этому делу я имею прямое отношение». Статья «Относительно марксизма в языкознании» была построена по принципу катехизиса (очевидно, для окончательной ясности) — на вопросах и ответах. Вот некоторые выдержки из этого труда: «Вопрос. Правильно ли поступила „Правда“, открыв свободную дискуссию по вопросам языкознания? Ответ. Правильно поступила… Создалась замкнутая группа непогрешимых руководителей, которая, обезопасив себя от всякой возможной критики, стала самовольничать и бесчинствовать… Дискуссия… выставила на свет божий этот аракчеевский режим и разбила его вдребезги. Признав „некоторые“ ошибки Н. Я. Марра, „ученики“ Н. Я. Марра, оказывается, думают, что развивать дальше советское языкознание можно лишь на базе „уточненной“ теории Н. Я. Марра, которую они считают марксистской. Нет уж, избавьте нас от „марксизма“ Н. Я. Марра…» Нетрудно представить, как скоро наступило это «избавление». Соображения Сталина были восприняты как «боевая программа построения марксистского языкознания» (так называлась статья Т. Ломтева в «Правде»).

Помимо организации массовых кампаний, принесших ему очевидный авторитет и выгоду, Суслов был занят и другими делами. «Однажды (дело было в сентябре 1951 г.) находящаяся в СССР делегация английских женщин — весьма редкое тогда событие — обратилась к пригласившей их стороне с просьбой разрешить посещение женского лагеря. Естественно, хозяева растерялись. Звонок в соответствующее управление МВД. Там, конечно, решить не могут. Обращение выше — к заместителю министра госбезопасности Серову. Тот тоже в этом вопросе бесправен. К министру Круглову. Та же картина. Выход на Суслова. И он ничего не может решить». В конечном счете только Г. Маленков, посоветовавшись со Сталиным, дал разрешение.

В начале 50-х годов Суслов продолжал заниматься и международными вопросами: он возглавил советскую делегацию и делал доклад «Защита мира и борьба с поджигателями войны» в ноябре 1949-го на совещании Информационного бюро коммунистических партий в Будапеште.