Я почувствовала некоторую досаду.

— Во всяком случае, я так думаю, — продолжал он, кладя теплую руку мне на грудь и лаская ее.

Он пошутил по этому поводу. Я засмеялась.

— Вот так-то лучше. Помни, дорогая моя, с этого момента я беру на себя опеку, заботу и контроль над тобой и никогда тебя не брошу, как твоя ужасная мать.

И он начал целовать меня с безграничной нежностью, пока я не почувствовала, что меня захлестывают волны страстного желания.

— Сегодня пятница, — сказал он, скользя своей рукой вниз. — Впереди — целый уик-энд. Нам вообще незачем вставать.

Позже он сказал:

— Расслабься, дорогая, не надо так стараться. Зачем спешить? Мне действительно хорошо с тобой.

А еще позже добавил уже более строго:

— Перестань бороться со мной, мы ведь заодно.

И вдруг неожиданно это свершилось, и пришло наслаждение. Я снова заплакала, но теперь уже оного, что была счастлива. А он, обнимая меня, говорил и говорил о том, как он меня любит, пока я не уснула.

Прошло несколько часов. Меня разбудил рассвет, потому что мы забыли зашторить окна. В огромных окнах, как в рамках, виднелись платаны Холланд-парка. Я заморгала, повернулась и обнаружила, что на меня смотрит Гарэт.

Наверное, мне это снилось.

Я протянула руку, чтобы дотронуться до его щеки.

— Ты мне не снишься? — не веря себе, спросила я.

Он улыбнулся.

— Нет, если ты не снишься мне.

Его глаз почернел, грудь была покрыта ссадинами.

— Мне кажется, что я в постели с Генри Купером, — сказала я. — Никогда не могла подумать, что он окажется таким восхитительным любовником. Как ты думаешь, нельзя ли это повторить?

И мы повторили. И это было даже лучше, чем раньше, и я вскрикнула от наслаждения и радости, потому что оказалась в полном порядке.

Когда я проснулась снова, его не было. Я в панике огляделась, и тут увидела пришпиленную к подушке записку: «Ушли с Манки в магазин. Вернемся к одиннадцати. Люблю. Г.»

Все еще переполненная происшедшим со мной чудом, завернувшись в полотенце, я отправилась на кухню, где нашла кучу нераспечатанных писем. Я разворошила их. Три из них определенно были написаны женским почерком. Одно от какой-то Мишель из Франции, другое — от Салли с Ближнего Востока, третья не написала своего обратного адреса, но на письме стоял штемпель Тонтона, а внизу было приписано: «Лично».

Меня захлестнул ужас. У Гарэта был миллион женщин до меня. Что помешает ему иметь миллион и в будущем? Вчерашние торжественные клятвы могли быть всего лишь уловкой, чтобы затащить меня в постель. Я не могла этого вынести. Я вернулась в спальню и села, дрожа, на постель, чувствуя, как меня затягивает в знакомую пучину ужаса.

«Спокойно, — говорила я сама себе, — все в порядке».

Зазвонил телефон. Я вздрогнула от испуга. Это была миссис Смит.

— Его нет, — сказала я, почувствовав, как все во мне ощетинилось.

— Неважно. Просто передайте ему, что все «О'кей».

— Передам, — сказала я холодно.

Миссис Смит рассмеялась.

— Я так рада, что вы, двое, наконец соединились. Он был совершенно невыносимым, после того, как вернулся из этого путешествия на яхте. Просто счастье снова работать с нормальным человеком.

— О, — запнувшись, сказала я, — почувствовав, что краснею. — Вы хотите сказать… это было так очевидно?

— Да, — ответила она. — Он прекрасный человек. Я думаю, что вам очень повезло, а если вы заглянете за дверь гостиной, то получите еще одно доказательство.