— И у тебя есть деньги, чтобы прожить так всю жизнь?

— На год хватит.

— А потом что?

— Подумаю, куда переехать, когда деньги кончатся.

— Слыша такое, я чувствую себя старомодным. Ты действительно приехал сюда, чтобы хорошо провести время? — не без подозрения спросил Айтел. Я кивнул. — С женщинами?

— Если получится.

— Серджиус, ты джентльмен двадцатого века, — сказал он, и мы рассмеялись. — Если говорить о моей румынке, — продолжил Айтел свой рассказ, словно, разобравшись со мной, решил раскрыться до конца, — самое скверное заключалось в том, что она в свое время была красавицей и слишком много мужчин увлекались ею. А потом, боюсь, все стало наоборот. Она утратила красоту и обожала меня. — Он не выносил ее, признался Айтел, и потому считал себя обязанным относиться к ней как можно внимательнее. — Подобный роман может длиться вечно. Он и длился целый год. Я никогда не принадлежал к числу тех, кто может быть долго верен. Я всегда был приличным малым, который в течение вечера перескакивает от одной женщины к другой, потому что только так можно ухаживать за обеими дамами, тем не менее я был по-своему предан румынке. Она хотела бы видеть меня у себя каждую ночь, так как не выносила одиночества, а я хотел бы никогда больше ее не видеть, поэтому мы условились о двух ночах в неделю. Был ли я в середине романа или в стадии перехода от одной девицы к другой, было ли в тот вечер у меня свидание или нет — во вторник ночью и в четверг ночью я спал с моей румынкой у нее на квартире. Могу в скобках сказать, что она угнетающе действовала на меня своей страстью.

— Как может страсть действовать угнетающе? — спросил я.

Айтел не рассердился.

— Ты прав, Серджиус. Это не была настоящая страсть, и потому она не возбуждала меня. Просто моя румынка изголодалась, только и всего. — Он начал было наливать себе питье и остановился, тряся кубиками льда в стакане. — Как я уже говорил, я считал, что встречался с ней потому, что не хотел причинять ей боль. Но, оглядываясь назад, могу сказать, что ошибался. Мне нужно было встречаться с ней.

— Не уверен, что я вас понимаю.

Он пожал плечами.

— Наверно, я был в плохом состоянии после того, как Лулу от меня ушла.

— Кое-кто тут считает, что вы до сих пор влюблены в нее, — без обиняков сказал я.

Наверное, я и сам так думал. Я видел Лулу Майерс всего год назад, но видел ее лишь минуту, когда она проходила по нашей офицерской столовой в сопровождении генералов и полковников, а потом среди десяти тысяч солдат, когда она сыпала шуточками на импровизированной за океаном сцене и прощебетала какую-то песенку, словно сказочная принцесса, перелетевшая через Тихий океан, чтобы одарить нас своими щедротами в виде запаха духов, оторвавшейся набойки от каблука да блестки от вечернего платья. Я даже вспомнил, что слышал фамилию мужа Лулу и забыл ее, — во всяком случае, это событие произвело на меня глубокое впечатление и я мог теперь говорить о ней.

— Влюблен в Лулу? — повторил Айтел. И рассмеялся. — Да что ты, Серджиус: наш брак был единением нуля с нулем. — Он налил себе спиртного и, сделав глоток, поставил стакан. — Когда мы с Лулу поженились, я уже знал, что наш брак ненадолго. Это и не давало мне покоя потом. Начинаешь чувствовать себя сомнамбулой, если в день свадьбы уже не веришь в свой брак. Вот почему мне нужна была румынка. Вся моя работа летела к черту.

После пятнадцати лет и двадцати восьми снятых картин он наконец понял, что никогда не будет обладать такой властью, которая позволит ему снимать лишь те фильмы, какие хочется.