Приготовив напитки, он подмигнул и вручил их нам и освободившейся правой рукой стал крутить свои редкие волосы, образовалась лысина, и он тотчас снова разгладил волосы, закрывая ее; покончив с головой, он стал щупать живот, проверяя, нет ли больного места. Это был человек, безусловно, обладавший большим запасом энергии, — я подумал, что он редко занят чем-то одним.

Айтел сидел со скучающим видом и с улыбкой смотрел на выкрутасы продюсера. А Муншин, закончив разговор, вскочил на ноги и, улыбаясь, двинулся к Айтелу с протянутой рукой.

— Чарли! — воскликнул он так, словно Айтел только что вошел в комнату и он удивлен его появлением. — Отлично выглядишь. Как жизнь? — спросил Муншин, накрывая своей рукой руку Айтела. — Про тебя такое рассказывают.

— Прекрати, Колли! — со смехом произнес Айтел. — Тебе нечего у меня украсть.

— Украсть? Лапочка, я хочу украсть только твое общество, — и он по-медвежьи обхватил Айтела за шею. — Отлично выглядишь, — повторил он. — Я слышал замечательные отзывы о твоем сценарии. Хочу прочесть его, когда он будет готов.

— Зачем?

— Хочу его купить. — Он произнес это так, будто ничто не мешало ему купить что угодно у Айтела.

— Я разрешу тебе купить его только вслепую.

— Покупаю вслепую. Твой сценарий, Чарли, я куплю вслепую.

— Да ты Шекспира вслепую не купишь.

— Ты думаешь, я шучу, — огорченно произнес Муншин.

— Прекрати, Колли, — снова сказал Айтел.

Во время этого диалога Муншин то щипал Айтела за локоть, то похлопывал по плечу, то пихал в бок.

— Чарли, никому не показывай сценарий. Просто продолжай над ним работать. И не волнуйся по поводу своей ситуации.

— Убери от меня свои алчные рученьки. Ты же понимаешь: я буду сам снимать свою картину.

— Это, Чарли, в твоем духе, — сказал с глубоким поклоном Муншин. — Ты всегда должен работать только так.

Он рассказал нам анекдот, сообщил несколько сплетен и никак не мог оставить в покое Айтела — общупывал его будто толстяк детектив при каком-нибудь заведении, обыскивающий пьянчугу. Айтел наконец отодвинулся от него, мы все расселись по креслам и уставились друг на друга. После небольшого молчания Муншин объявил:

— Я решил снять великий фильм.

— О чем же? — поинтересовался я, а Айтел лишь скорчил гримасу.

Продюсер назвал известный французский роман.

— Этот автор все знает про секс, — сказал Муншин. — Мне, например, никогда уже не придет в голову, что я могу влюбиться.

— Почему бы тебе не снять фильм о маркизе де Саде? — произнес Айтел, растягивая слова.

— Ты думаешь, я не снял бы, если бы нашел интересный поворот?

— Колли, — сказал Айтел, — посиди на месте и расскажи, что у тебя на самом деле в загашнике.

— Да нет у меня ни черта. Жду предложений. Надоело мне снимать одно и то же. В нашем деле у каждого есть желание создать что-то художественное.

— У этого человека начисто отсутствует совесть, — сказал Айтел.

Колли осклабился. Он склонил голову к плечу и стал похож на пса, слушающего, как его ругают.

— Ты прирожденный преувеличиватель, — сказал Муншин.

— Колли невозможно остановить.

— Люблю я тебя.

Муншин снова наполнил наши стаканы. На верхней губе у него, как у младенца, появились капельки пота.

— Так как же все-таки дела? — спросил он.