На места выбывающих северян в дружину набирали местных уроженцев, глядя не на знатность рода, а только на преданность. И эту преданность следовало поощрять и привлекать всеми средствами: подарками, честью, родством.
Ростиславу и ее дочерей Эльга держала при себе и часто одаривала из тех подношений, что получала от гостей. Когда дочери Ростиславы подросли, Эльга сосватала их за лучших людей дружины, наиболее прославленных и добычливых. Тем самым она еще крепче привязала к Ингварову дому тех, кто мог бы стать его врагом. Сейчас незамужней оставалась только младшая, Прибыслава. Резвая пятнадцатилетняя девушка куда охотнее матери согласилась пуститься вместе с княгиней в этот поход, легко переносила тяготы и всю дорогу пересмеивалась с молодыми кметями, чем и им облегчала невзгоды пути.
Назавтра для всех трех женщин нашлось немало дел. Наступала Коляда, а в эти дни нельзя не почтить богов и предков, где бы ты ни был. В этом обычаи славян и выходцев из Северных стран были едины: нужно было приготовить пир, принести жертвы и как следует угостить и позабавить тени мертвых, чтобы они не вредили и оказывали покровительство своим потомкам.
Едва рассвело, Ингвар с мужчинами отправился на охоту, а Эльга с родственницами и челядинками принялась ставить хлеб и варить пиво – с медом, на можжевеловых ягодах. Припасы частью привезли с собой, частью получили от Любудичей. Приехавшие мужики таращили глаза на красавицу княгиню и ее приближенных женщин, которые даже в самых простых своих нарядах казались в этой глуши какими-то ирийскими птицами.
Целыми днями горел огонь в открытом очаге посреди гридницы, пылали факелы в скобах на стенах, пытаясь разогнать тьму. И все же, несмотря на холод и неустроенность, веселье ощущалось с самого приезда. Кмети, проводящие жизнь в разъездах, радовались тому, что этот дом – их собственный и здесь они в безопасности. К тому же Становище знаменовало половину пути: по завершении праздников полюдье повернет на юг и начнет обратный путь в Киев.
– Мы, княгиня, будто солнышко само! – говорил Гуляй из разгонной дружины. – Весь год едем – с полудня на полуночь и обратно. Вот сейчас солоноворот, мы на полуночи самой дальней. Потом на полдень двинемся, до Киева и далее на пороги, а то и до Херсонеса. Там Купалу встретим – и назад на полуночь. Так жизнь и пройдет. Ездим, будто зиму и лето на плечах таскаем. Что, голубка, похож я на Ярилу? – смеялся он, обращаясь к Прибыславе.
Та лишь хохотала в ответ: не слишком молодой Гуляй в ее глазах был не очень-то похож на юное божество весеннего расцвета.
– Да разве здесь конец? – заметила Эльга. – Здесь до полуночи, считай, только середина пути. До Плескова, до Ладоги еще столько же. Оттуда до Варяжского моря близко – для кого-то там тот свет…
– Больше слушайте этого дурака! – Воевода Хрольв снисходительно похлопал Гуляя по плечу. – Варяжское море – только середина мира. Я знаю, я бывал куда дальше на север! Я ходил по Северному пути до самого Халогаланда. Я забирался в такие места, откуда уже видно страну ледяных великанов. Здесь мы, считай, топчемся у самого порога дома!
– И все это нам тоже надо завоевать? – без особой горячности осведомился отрок Семята, из Гордизоровых внуков.
– А ты уж притомился? – фыркнула Прибыслава.
– Нет, но мне бы сперва жениться… – обстоятельно ответил четырнадцатилетний воитель и покосился на Прибыславу. – А потом, когда у меня будет своя дружина, можно и на Халогаланд.
– Из Халогаланда был родом Олег Вещий, – сказала Эльга. – Нос у тебя, Борятич, не дорос его воевать.
– Будет, будет! – утешила парня Ростислава. – И жена, и дружина – все у тебя будет. |