– Да я удавлю любого… – начал было Ингвар.
Мистина молчал. Удавит, конечно, кто бы сомневался. Но пусть сам сообразит, что воевать за приданое двух жен одновременно даже ему будет не под силу.
– Да уж пожалуй! – Ингвар бросил на побратима хмурый взгляд. – С тобой вдвоем я жену в Киеве не оставлю!
Мистина только ухмыльнулся. За минувшие двенадцать лет он и не вспоминал о своих первоначальных намерениях побороться с Ингваром за руку Эльги, наследницы Вещего. Но если муж оставит ее, ревнующую и злую…
Эльга так и не узнала, почему однажды утром Ингвар сам объявил ей, что она может идти с ним в полюдье, если хочет. Но и не стала допытываться: супруги помирились, и остаток осени прошел в веселии.
Узнав о том, что мать едет, Святша тоже загорелся.
– Ты поедешь на следующий год, – сказала ему Эльга. – К тому времени ты получишь меч, и сопровождать отца в походе будет твоим долгом. А пока останешься в Киеве вместо нас.
– Я не хочу в Киеве! – нахмурился Святша. Он был невысок ростом и коренаст, как отец, но в упрямом и решительном выражении его лица явственно проглядывала мать. – Я хочу завоевывать новые земли!
– Я тоже хочу! – хохотнул Ингвар. – Погоди, сынок, дай батьке отличиться. В последний уж разочек, а на другой год ты уже будешь взрослым – нас, старых пней, побоку!
Он очень гордился удалью сына и сам обучал его, когда находил время. Святша с младенчества понимал, что ему придется еще немало повоевать ради славы своего рода; к радости Ингвара, только к этому отрок и стремился. Но один-единственный сын, сколь ни будь удал, не управится со всеми врагами Русской земли, и в воображении Ингвара невольно теснились еще трое-четверо таких же. И если бы не упрямство Эльги…
Из-за участия княгини обоз полюдья заметно увеличился. Она везла с собой двух родственниц и пять челядинок, а также множество всяких пожитков и припасов. Мысль о бесконечной зимней дороге, порой среди полудиких мест, любой женщине внушила бы ужас, но племянница Вещего отвагой и решимостью превосходила иных мужчин.
В поход выступили и ближняя, и разгонная дружина, что составило около трех сотен человек. Частью верхом, частью пешком двигались вверх по течению вдоль Днепра: мимо земель полян, древлян и дреговичей. В Деревляни основную дань собирал Свенгельд, но за ним оставалась обязанность кормить княжью дружину во время пребывания в его землях. Сам старый воевода сопровождал Ингоря на пути по его землям. Видно было, что он и впрямь живет неплохо, и если бы не надежды киевских кметей вскоре взять свое в другом месте, не обошлось бы без ссор.
На Припяти Ингорь и Эльга с ним распрощались: далее начинались земли дреговичей. Тут продвижение сильно замедлилось: разгонная дружина уходила вглубь каждой волости, и там начинались долгие разбирательства с местным старейшиной. При Олеге Вещем было установлено по шелягу – или кунице – с каждой семьи, но когда-то, после неурожайных годов, условия поменялись и теперь причиталось по десятой части от собранного урожая. Приходилось осматривать овины, оценивать урожай и отсчитывать каждый десятый сноп, а потом пересчитывать в мешки. Но и это не спасло от споров. Эльга, чтобы не умирать от скуки в холодном шатре на берегу Днепра или в чужой бедной избе, часто ездила с разгонными. На княгиню, красивую и ярко одетую, поселяне таращились, будто на сошедшую с небес Денницу. Старейшины и кмети разгонной дружины за много лет привыкли спорить и принимались за дело, едва друг друга увидев. Чтобы поскорее развязаться с очередной волостью, Эльга вмешивалась, старалась примирить противников.
– Зачем считать снопы и мешки? – не раз говорила она Ингорю. – Если год был урожайный, каждая волость платит столько-то, по числу своих дымов. |