И они будут вечно есть все то же мясо, которое уже съели вчера. Но если живые забыли тебя, твой дух на том свете начинает истончаться, пока не угаснет совсем. И вот тогда ему станет можно родиться вновь. И ты вновь выйдешь в мир живых людей, будешь совершать новые подвиги… Вот поэтому я не хочу славы. Дома у меня слишком много родни, и я ушел оттуда, чтобы они меня забыли. А здесь, когда я умру, меня забудут быстро – ведь тут у меня никого нет.
– Ну тогда пусть и меня забудут! – раздался голос Ингвара.
Никто не заметил, что князь тоже вошел со двора и стоял у двери.
– Но кто же тогда будет учить и вдохновлять людей на подвиги? – воскликнула Эльга. – Ради чего люди ищут подвигов и славы, как не ради памяти? Не потому ли, что хотят стать выше и славнее тех, кого помнят?
– Нельзя, госпожа, быть стягом и воином одновременно, – усмехнулся Алдан. – Или драться, или вдохновлять. Только что-то одно. Но ты не беспокойся. Желающие быть стягом всегда найдутся. Многие возродятся поневоле, потому что о них не было саги – было нечего помнить, и им придется выйти в мир, чтобы попробовать еще раз. Но ведь воинов нужно много. А стяг для войска нужен только один. Когда их два – это скорее плохо, чем хорошо.
– Я воин и хочу быть воином! – откликнулся Ингвар. – Ну а ты, Эльга, будешь моим стягом. Тебе это больше подходит. Правда, ребята?
– Правда! Слава княгине! – заорали все в избе – с облегчением, стараясь сбросить уныние и сомнения, навеянные речью Алдана. – Слава нашему стягу!
– Не уходи, матушка. Гостей пропустишь.
– Гостей? – изумилась Эльга. – Каких гостей?
Гости в этой глуши казались не менее чудесным явлением, чем сами древние великаны. Даже более того.
– А вот увидишь! – ухмылялись кмети, уже бывавшие здесь.
Ждать долго не пришлось. Вскоре в закрытые ворота раздался стук – размеренный, важный.
– А кто там такой? – закричали дозорные у ворот.
– Какой хрен колотится?
– Какую чуду принесло?
Но в голосах звучало скорее веселье и ожидание, чем удивление.
В ответ из-за ворот раздалось пение.
– Мы ходили, мы ходили! – начал первый голос.
– По зеленым по лесам! – подхватили еще пять-шесть.
– Мы искали, мы искали!
– Государева двора!
Ворота открыли, и во двор вступили человек восемь или десять ряженых: с факелами, с бубенцами, с разными погремушками. С пением они обошли двор, уверяя, будто он «на семи столбах стоит» и все прочее, что поется в таких случаях. Эльга с изумлением поняла, что это пришла «колядная дружина». И дома под Плесковом, и в Киеве она, разумеется, видела этот обряд каждый год, но никак не ждала, что он возможен здесь! Откуда эти… существа, кто они? Конь в полтора человеческих роста, леший с соломенной бородой до колен, старуха с огромной головой, в платке из мешка и с берестяным «лицом»… Неужели… настоящие нави? Только они, казалось, и могли выйти из заснеженной, пустой, мертвой чащи.
– Это от Любудичей! – крикнул ей Карий, видя ее изумленное и испуганное лицо. – Каждый год ходят!
Эльга рассмеялась. Зная, какой обильный пир устраивает киевский князь, которому некого кормить, кроме своей дружины, самые смелые из Любудичей приходили собирать «на богов».
Княгиня сделала знак челядинкам, чтобы принесли из гридницы пирогов и пива. Но не успели те уйти, как у ворот опять раздался стук.
– Мы ходили, мы искали! – долетело снаружи пение громких мужских голосов. |