Изменить размер шрифта - +
В течение суток я сумею растормошить недовольных ахейцев, поднять их на дело. Ещё до исхода недели Троянская война вспыхнет с новой силой, брат. Клянусь землёй и камнями на могиле нашего отца.

– Но боги… – заикнулся рыжеволосый.

– Боги богами, – с нерушимой уверенностью в голосе оборвал его брат. – Зевс, как всегда, будет сохранять нейтралитет, кое-кто станет помогать этим хнычущим, обречённым троянцам, большинство поддержит нашу сторону. Только на сей раз мы закончим работу, за которую взялись. Недели за три от Илиона не останется камня на камне, лишь пепел и кости.

Менелай опять кивнул. Конечно, ему было интересно узнать, как Агамемнон собирается восстановить мир с Олимпом и низложить непобедимого Ахиллеса, но сердце жгла иная забота.

– Я видел Елену, – промолвил он, чуть заметно споткнувшись на имени бывшей супруги. – Ещё бы пару секунд, и я бы её убил.

Старший Атрид утёр лоснящиеся губы, сделал глоток из серебряной чаши и выгнул бровь, показывая, что внимательно слушает.

Обманутый муж поведал о своих твёрдых намерениях, о подвернувшейся возможности, наконец, о том, как всё пошло прахом, когда внезапно явилась Энона и обратила гнев троянцев на головы почётных ахейских гостей.

– Нам ещё повезло уйти живыми из города, – в который раз прибавил он.

Агамемнон прищурился на далёкие стены. Где-то завыла сирена, установленная моравеками; над городом взвился реактивный снаряд и устремился к невидимой олимпийской цели. Защитное поле над греческой ставкой напряжённо загудело.

– Если хочешь порешить Елену, – изрёк умудрённый опытом Атрид, – сделай это сегодня. Теперь же. Утром.

– Этим утром? – Менелай провёл языком по губам. Даже перемазанные свиным жиром, они всё равно оказались сухими.

– Этим утром, – повторил бывший и будущий предводитель данайских армий, собравшихся у стен священного Илиона. – Через день или два мы нагоним такого страху, что презренные троянцы снова запрут свои долбаные Скейские ворота.

Младший брат покосился на городские стены, облитые розовыми лучами зимнего восходящего солнца.

– Меня не впустят просто так… – в огромном смущении начал он

– Переоденься, – перебил Агамемнон. Потом отпил ещё и громко рыгнул. – Подумай, чтобы сделал Одиссей… в общем, какой-нибудь хитроумный проныра, – торопливо прибавил он, осознав, что Менелаю, как и любому аргивскому гордецу, сравнение не придётся не по нраву.

– И как же мне переодеться? – хмуро спросил тот.

Пространнодержавный указал рукой на собственный царский шатер из багрового шёлка, раздувающегося на ветру неподалёку.

– У меня ещё цела шкура льва и шлем из вепря, утыканный снаружи клыками. В прошлом году Диомед без труда пробрался таком виде в город, когда они с Одиссеем пытались выкрасть палладий. Уродский шлем спрячет рыжие кудри, клыки замаскируют бороду, под шкурой укроются сверкающие доспехи, так сонная стража примет тебя за одного из этих варваров, их союзников, и пропустит без лишних подозрений. Однако спешить все-таки надо – пока охранники не сменятся и обречённый город не захлопнет ворота.

Менелай размышлял не долее нескольких мгновений. Затем поднялся, крепко хлопнул брата по плечу и пошёл к шатру, чтобы переодеться и запастись клинком понадёжнее.

 

8

 

Фобос смахивал на огромную, пыльную, исцарапанную маслину с огоньками около углубления. Манмут объяснил Хокенберри, что вмятина – это кратер Стикни, а вокруг расположись база моравеков.

Нельзя сказать, чтобы схолиаст пережил путешествие, не испытав прилива адреналина. Прежде мужчина видел шершни только снаружи и, не заметив ни единого иллюминатора, полагал, что лететь придётся вслепую, в крайнем случае – глядя на телемониторы.

Быстрый переход