Из сокровенных недр вулкана внезапно грянул возглас: – Убийца! – и сам древний Нерей, Старик из Моря, восстал из непроглядной пучины кальдеры, куда удалился по собственной воле восемь месяцев назад, когда люди и моравеки заполонили его наземные океаны. – Убийца! – зычно повторил великан-амфибия, вздымаясь над водой на добрых полсотни футов, мокрой бородой и заплетёнными в косицы волосами, похожими на массу скользких, извивающихся угрей. И запустил в Афродиту молнией чистой энергии.

Богиню любви отшвырнуло на сотню футов; защитное поле спасло её от полного уничтожения, но не от жутких ожогов и синяков, когда прекрасное тело врезалось в огромные колонны перед Залом Собраний и пробило собою толстую гранитную стену.

Любящий брат Афродиты Арес метнул копьё и попал Нерею в правый глаз. С оглушительным рёвом, который могли услышать и в бесконечно далёком Илионе, Старик из Моря вырвал оружие вместе с глазным яблоком и скрылся средь волн, забурливших кровавой пеной.

Сообразив, что началась Последняя Битва, Феб сориентировался прежде Афины и Геры. Наводящиеся по тепловому излучению стрелы помчались к их сердцам. Даже бессмертному глазу было невмочь уследить за тем, с какой быстротой Аполлон натягивал и спускал тетиву.

И всё-таки неломающиеся стрелы из титана, облечённые собственными силовыми полями, способными пробивать чужую защиту, застыли в воздухе, не достигнув цели. А потом расплавились

Аполлон изумлённо разинул рот.

Афина расхохоталась, запрокинув голову в сияющем шлеме.

– Выскочка! Забыл, что, покуда Зевса нет поблизости, эгида запрограммирована подчиняться моим и Геры приказам?

– Ты первый начал, Феб, – негромко произнесла белорукая богиня. – Испей же полную чашу моего проклятия и ярости Паллады.

Она легонько шевельнула пальцем; громадный валун весом в полтонны, мирно лежавший у края воды, покинул марсианскую почву и устремился на сребролукого так быстро, что дважды преодолел звуковой барьер, прежде чем угодить Аполлону в висок.

Феб отлетел назад, бряцая и звеня золотом, серебром и бронзой, прокатился кувырком десятки ярдов и замер. Туго завитые кудри спутались, покрытые пылью и грязью из озера.

Развернувшись, Афина бросила боевое копьё, и то упало в милях за озером. Над белым домом с колоннами, принадлежавшим Аполлону, вырос огненный гриб. Фонтан из несметных осколков гранита, мрамора и стали взметнулся на целых две мили навстречу гудящему силовому полю над пиком Олимпа.

Сестра Громовержца Деметра послала в соперниц ударную волну, которая лишь сотрясла воздух, без вреда обогнув пульсирующие эгиды богинь, зато Гефеста подкинула на сто ярдов и швырнула далеко-далеко за вершину. Краснодоспешный Аид ответил гиацинтовым лучом пламени, на пути которого плавились и бесследно сгорали храмы, камни, земля, вода, сам воздух.

Музы вдевятером завизжали, примкнув к сплотившейся шайке Ареса. С колесниц, квитировавшихся прямо из пустоты, заблистали молнии. Мерцающая эгида Афины полоснула ряды противников. Виночерпий Ганимед, бессмертный только на девять десятых, пал на ничейной земле и завыл от боли, когда божественная плоть задымилась на кратковечных костях. Дщерь Океана Эвринома ввязалась в драку с Палладой, но сразу попала под атаку фурий, которые, хлопая крылами, набросились на неё подобно громадным летучим мышам-кровососам, взмыли вместе с нею над полем сражения и понесли едва успевшую вскрикнуть жертву куда-то вдаль, за пылающие здания.

Олимпийцы ринулись врассыпную: кто в укрытие, кто к летучим колесницам. Некоторые квитировались прочь, однако большинство собрались в отряды на разных берегах кальдеры. Энергетические поля заполыхали алым, изумрудным, фиолетовым, голубым, золотым и мириадами других цветов, сплавляясь в единые боевые щиты.