Ублюдок жил со мной. Из жалости я взял на себя труд о нём заботиться. Невежественный, дикий, он выразить не мог своих желаний и лишь мычал как зверь. Я научил его словам, дал знание вещей, показывал все истинные свойства людского рода… И что за пользу это принесло мне, или миру, или лживому рабу?
– Свойства людского рода". – Сетебос плюётся слизью, руки его делают пять шагов вперёд, и грозная тень, надвинувшись, падает на старика. – Я научил его силе. Ты дал ему боль.
– Когда это порождение тьмы, забывшись, принялось вести себя по-зверски, изрыгая лишь гнусную брань, я по заслугам заточил его в скалу, где моё подобие годами составляло ублюдку единственную компанию.
– Столетиями, лживый маг. Ты изгнал моё дитя на орбитальный метеорит, послав туда же одну из своих голограмм, чтобы кусать и мучить…
– Терзать? О нет. Но если тухлое земноводное не подчинялось приказам, я насылал на него корчи, заставлял все кости ныть, и мерзкий так ревел от боли, что пугал зверей, попрятавшихся в логовах на орбитальном острове. Так и поступлю снова, едва лишь отловлю проклятое отродье.
– Поздно, – фыркает существо и пристально смотрит на старца в синих одеждах всеми пирами немигающих глаз. Бесчисленные пальцы подёргиваются и колышутся в воздухе. – Ты сам сказал, что мой достойный сын, моя утеха, выпущен из темницы на волю. Не сомневайся, я об этом знал. И даже скоро навешу его. Вдвоём, а также заодно с тысячами маленьких калибано, которых ты был так любезен создать, когда ещё жил среди постлюдей и желал добра своему обречённому миру, мы дружной семьёй возьмёмся за жалкий зелёный шарик и превратим его в гораздо более приятное место.
– В болото, ты хотел сказать? – качает головой маг. – В гнилую топь, наполненную вонью, и гнусными тварями, и всякой нечистотой, и всякой заразой, что паром подымается с трясины глухих болот, и горечью падения Просперо.
– Да. – Огромный мозг начинает приплясывать на длинных руках словно под звуки неслышной собеседнику музыки или радостных криков.
– Тогда Просперо не должен пасть, – шепчет волшебник. – Никак не должен.
– Ты сдашься, маг. Что ты такое? Лишь намёк на тень пустого призрака ноосферы, воплощение бездушного, бесцентрового пульса никчемной информации, бессвязный лепет расы, давно уже обветшавшей и впавшей в слабоумие; кибернетически сшитый газ, выпущенный чьим-то задом на ветер. Падёшь, и не надейся. Да ещё потянешь за собой биологическую шлюху Ариэль.
Старец поднимает посох, желая ударить чудовище, но тут же опускает и опирается на него, точно вдруг лишился последних сил.
– Она по-прежнему добрая и верная служанка Земли. Ариэль никогда не покорится ни тебе, ни гадкому исчадью ада, ни синеглазой карге.
– Зато послужит нам своею смертью.
– Она и есть Земля, негодяй, – возмущённо выдыхает Просперо. – Моя любимая обрела полное сознание от ноосферы, которая тесно вплелась в биосферу планеты. Готов ли ты уничтожить целый мир, чтобы упиться гневом и тщеславием?
– О да.
Розоватый мозг бросается вперёд и, схватив мага пятью руками, подносит его к двум парам серых глазок.
– Отвечай, где Сикоракса?
– Гниёт.
– Цирцея мертва? Дочь и наложница Сетебоса не может погибнуть.
– Говорю же, она гниёт.
– Где? Как?
– Старость и злоба согнули её в дугу, а я превратил в рыбу, которая и сейчас ещё портится с головы.
Издав отвратительный хлюпающий звук, существо отрывает старику ноги и швыряет их в море. Потом отделяет руки, которые отправляет в глубокую пасть, разверзшуюся меж извилин и складок. А под конец разрывает магу живот и всасывает его кишки, словно длинную макаронину. |