— Ну хорошо, — вмешалась в разговор Клер. — Сдается мне, дела вовсе не так уж плохи, как о том говорит господин Баньер.

— О, очень плохи, мадемуазель Клер, — возразил юноша, — очень плохи, клянусь вам!

— Ну-ка, объясните! — потребовала актриса.

— Господин Баньер вылез из окна.

— Да, — подтвердил он.

— Когда господин Баньер вышел, была почти ночь.

— Почти ночь, — закивал он.

— И пока никто не заметил его бегства.

— Возможно.

— Ну вот, ему просто надо вернуться в монастырь через то же окно.

— По сути все правильно, — согласилась Олимпия. — Ему надо вернуться в монастырь через то же окно.

И тут второй раз послышалось что-то похожее на вздох.

— Вот здесь и вся загвоздка, — сказал Баньер.

— Загвоздка? — живо откликнулась актриса. — В чем? Ну же!

— Окно слишком высоко.

— Пустяки! Найдем лестницу, — не отступала мадемуазель Клер.

— Лестницу? Где же ее взять? — спросила Олимпия.

— К тому же нужна очень длинная лестница, — уточнил Баньер.

— У нас есть такая в саду. Очень длинная! — заявила камеристка.

— Но нужна по меньшей мере футов в тридцать.

— В ней столько и будет.

— Но для лестницы в тридцать футов понадобится еще не менее двух человек, чтобы ее нести, приставить к окну и удерживать, — все еще пытался спасти положение Баньер.

На последний довод у мадемуазель Клер не нашлось что ответить.

Молчание, но несколько иной природы, воцарилось и в розовой комнате.

— Все верно, — через мгновение нарушила его Олимпия. — Похоже, вам и вправду затруднительно возвратиться через окно, если оно так высоко.

— О, даже еще выше, чем я сказал! — отвечал Баньер.

— Что же делать? — спросила Олимпия.

— Сударыня, — робко начал Баньер, — надеюсь, у вас не хватит решимости, на краткий миг дав мне приют, выставить меня из дома и отдать в жертву непогоде или гневу отцов-иезуитов?

— При всем том господин Баньер не может здесь оставаться, — раздраженно заметила Клер, — ведь это моя комната!

— Вы правы, — произнесла Олимпия, открывая дверь. — Вы правы. Мадемуазель Клер, проводите гостя в мой туалетный кабинет.

Произнеся эти слова, она указала на дверь в противоположной стене своей комнаты, напротив той двери, что вела к мадемуазель Клер.

— Там есть канапе, — прибавила она, — а ночь скоро кончится, ведь сейчас уже половина четвертого и на дворе уже май. Идите же!

Клер растерялась и не знала, как возразить: повелительный, можно даже сказать, царственный жест, сопровождавший последние слова, не предполагал ответа, к тому же Баньер, вместо того чтобы следовать за камеристкой, на этот раз пошел первым.

Он даже не пошел, а полетел, не касаясь ковра на полу, отвешивая поклоны прекрасной фее, за последние несколько часов превратившей его в другого человека, и исчез в туалетном кабинете.

Мадемуазель Клер последовала за ним и остановилась на пороге.

— А теперь что делать, сударыня? — осведомилась она.

— Всего-то задвинуть щеколды с моей стороны, — ответила ее госпожа, — и помочь мне раздеться. Думаю, пора?

Клер задвинула щеколды и подошла к хозяйке, которая уже протягивала ей рукав пеньюара, желая с ее помощью раздеться.