И его тревожило, как бы в порыве гнева с ее губ не сорвались слова,
которые отец ей бы не простил.
Что же касалось Асторре, то Николь просто ослепляла его... Эти сверкающие глаза, эта взрывная энергия, с которой она реагировала на
подзуживание отца. Он помнил их страстные объятия и чувствовал, что ее по-прежнему тянет к нему. Но он изменился, в нем ничего не осталось от
юношеской пылкости. Вроде бы понимала это и Николь. Он часто задавался вопросом, знали ли ее братья об их давнишнем романе. И волновался о том,
что ссора может разрушить семейные узы.
Он же очень любил эту семью, его единственное прибежище. Он надеялся, что Николь не зайдет слишком далеко. Но симпатии к ее взглядам он не
испытывал. Жизнь на Сицилии многому его научила. Его лишь удивляло, что двое самых дорогих ему людей столь по-разному воспринимали окружающий их
мир. И он подумал, что никогда не взял бы сторону Николь против ее отца, будь она хоть тысячу раз права.
Николь смело встретилась с отцом взглядом.
- Я не верю, что он действовал по своей воле.
Его вынудили к тому, что он совершил, обстоятельства его жизни: неадекватное восприятие реальности, наследственные черты, биохимические
процессы в крови, пренебрежение лекарствами.
Он был безумен. Конечно же, я в это верю.
Дон на мгновение задумался.
- Скажи мне, если бы он признался тебе, что все это он выдумал, что с психикой у него полный порядок, ты бы все равно пыталась спасти ему
жизнь?
- Да, - кивнула Николь. - Жизнь каждого человека священна. Государство не имеет права отнимать ее.
Дон насмешливо улыбнулся.
- В тебе говорит твоя итальянская кровь. Ты знаешь, что в современной Италии никогда не было смертной казни? Там все человеческие жизни
священны. - От его сарказма братьев и Асторре передернуло, но Николь и бровью не повела.
- Только варварское государство может совершать предумышленное убийство, прикрываясь ширмой закона. Я думаю, в этом вы все согласитесь со
мной. - Николь рассмеялась, потом добавила, вновь став серьезной:
- У нас есть альтернатива. Преступник проведет остаток жизни в психиатрической клинике или тюрьме, без надежды на освобождение. Он больше
не будет представлять опасность для общества.
Дон холодно смотрел на нее.
- Давай не будем все мешать в кучу. Лично я одобряю право государства лишать человека жизни. Что же касается пожизненного заключения без
досрочного освобождения, то это, извини, выдумки. Пройдет двадцать лет, и что-то да изменится. То ли найдут новые улики, то ли решат, что
преступник полностью исправился, стал другим человеком и имеет право пользоваться всеми благами общества. О его жертвах давно позабудут, и он
выйдет на свободу. И никому не будет дела...
Николь нахмурилась.
- Папа, я не хочу сказать, что о жертвах надо забыть. Но, отняв у преступника жизнь, мы не оживим его жертву. И чем дольше мы будем
потакать убийствам, при любых обстоятельствах, тем дольше люди будут убивать.
Дон отпил вина, посмотрел на двух сыновей и Асторре.
- Предлагаю вернуться на грешную землю. - Он повернулся и заговорил с редкой для него страстностью:
- Ты говоришь, что человеческая жизнь священна? На основании каких улик? Где прецеденты? В войнах, унесших жизни миллионов, повинны все
государства и религии. |