– Он ушел.

– Я... Я не успела... толпа на улице.

– Он ушел, – повторил Луис.

Быстро повернувшись, она вышла на улицу. Словно гром среди солнечного дня до нее доносилась оружейная стрельба.

«Чайна, эй, Чайна!» Ей страстно захотелось, чтобы набежали тучи и пошел дождь. «Чайна, ты что, не слышишь?» – и чтобы дождь умыл улицы и все...

– Эй, Чайна!

Она резко подняла голову.

– Что? А, привет.

У лотка с мороженым, ухмыляясь, стоял Зип.

– Как поживаешь?

– Прекрасно, – ответила она. – У меня все отлично.

– Хочешь мороженого?

– Нет, Зип, спасибо.

Он изучающе посмотрел на нее.

– Что-нибудь случилось?

– Ничего.

– У тебя такой вид, будто ты плакала. Кто-то обидел?

Она отрицательно покачала головой.

– Нет.

– Если тебя кто-то будет обижать – скажи мне. Я разберусь с ним так же, как собираюсь разобраться с Альфи.

– Оставь Альфи в покое! – вспыхнув, она резко оборвала его.

– Что?

– Почему ты хочешь расправиться с ним? У тебя нет на это никакого права!

– Я не боюсь его, – сказал Зип.

– Никто и не говорит, что ты боишься.

– Просто он это заслужил, вот и все.

– Зип, ты прекрасно знаешь, что он ничего не сделал. Ты знаешь это.

– О, нет – он наломал немало дров. Я хочу поставить его на колени. Я хочу...

Неожиданно она разрыдалась.

– Почему ты так говоришь? Почему ты так жесток? – кричала она. – Посмотри на себя! Ты сам не свой! Разве ты не можешь быть самим собой?

Пораженный такой неожиданной вспышкой гнева, он молчаливо смотрел на нее.

– Что ты хочешь этим сказать? – слезы градом катились по ее лицу. – Чего ты добиваешься? Хочешь сделать только себе хуже? Что случилось с тобой? Какой бес вселился в тебя?

Растерянный, он не отрывал от нее глаз. Протянув руку, он хотел дотронуться до нее, чтобы утешить. Ему не приходило в голову, что слезы душили ее давно, с того самого момента, когда она подверглась нападению Куха; слезы душили ее во время нескончаемого пути от дома до кафе, где она все еще надеялась увидеть ожидающего ее моряка. И сейчас, не найдя его, уже не могла более сдерживать себя и дала волю чувствам. Всего этого Зип, разумеется, не знал; он Знал лишь то, что она плачет. И перед лицом женской ранимости, перед лицом боли, которую ему никогда не доводилось испытать, Зип одернул руку, побоявшись сейчас прикоснуться к ней, побоявшись установить контакт, казавшийся в эту минуту таким личным и таким откровенным.

– Послушай, не надо плакать. К чему эти слезы?

– Обещай, что ты ничего не сделаешь Альфи, – сказала она. – Обещай.

– Ты... ты не должна плакать.

– Обещай мне.

– Чайна, я уже всем рассказал, что собираюсь сделать. – Он замялся. – Я сказал, что ты моя девушка.

– Ты не имел права так говорить.

– Знаю. Конечно, ты не моя девушка. Послушай, ну хватит плакать. Тебе дать носовой платок?

– Я не плачу, – всхлипывая, произнесла Чайна.

– На, возьми, – он протянул ей платок. – Я им почти не пользовался. – Она вытерла нос.

– Хочешь мороженого? – осторожно спросил Зип.

– Нет. Зип, ты ведь ничего с ним не сделаешь, правда? Поверь, он ничего мне не сделал.