– Хочу встретить Новый год в обществе нежного создания, – сказал он, – нежного, как финик.

– Не советую, – неожиданно низким голосом изрек Чиун, сохраняя величественную неподвижность статуи Будды.

– Почему?

– От фиников пучит.

– Да я не об этом! – воскликнул Римо, не скрывая своего нетерпения.

– От инжира тоже пучит.

– Да при чем тут инжир?

– Ты сам завел разговор о каких то фруктах, – сказал самый жестокий из когда либо живших на земле наемных убийц.

– Ты меня неправильно понял.

– До твоего появления я занимался созерцанием. Ты нарушил мой душевный покой. Но коль скоро ты мой приемный сын и нас связывают невидимые нити, я прощаю тебе это и готов выслушать твои объяснения, хотя заранее знаю, что они не что иное как порождение больного разума.

– Я только хотел сказать, что хочу назначить свидание женщине, чтобы встретить с ней Новый год.

При этом известии сморщенное, как сушеный гриб, лицо Чиуна, до сих пор неподвижное, вдруг ожило.

– Ты познакомился с женщиной?

– Пока нет. Но познакомлюсь.

– Откуда такая уверенность?

– Потому что с сегодняшнего дня я буду смотреть в оба. Надо успеть до Нового года.

Мастер Синанджу беспокойно заерзал на своей тростниковой циновке. Только наметанный глаз антрополога различил бы в нем представителя алтайской семьи, к которой принадлежат тюркские народы, монголы и корейцы. Чиун был корейцем. Он появился на свет еще в прошлом веке, но до сих пор его светло карие глаза излучали неистощимую энергию молодости, и одного взгляда на них было довольно, чтобы сказать, что их обладатель рассчитывает пожить и в будущем. Голова его была начисто лишена растительности, если не считать серебристого пуха над ушами и жиденькой бородки, прилепившейся на пергаментном подбородке. Он был последним корейцем – главой Дома Синанджу, откуда вышли многие поколения ассасинов, или наемных убийц, состоявших на службе у фараонов и понтификов, халифов и царей. Своими корнями история Дома Синанджу уходила в далекое прошлое, во времена, когда человеческая цивилизация только зарождалась.

– Римо, я что то не понимаю этой концепции, – сказал Чиун, поправляя полы шелкового серебристого кимоно с длинными широкими рукавами, скрывавшими кисти рук. – Объясни мне.

– Ты про что? Про Новый год?

– Да нет же. Я знаю, что на Западе укоренилась порочная традиция назначать начало года на самый разгар зимы, тогда как нормальные календари ведут летосчисление, начиная с весеннего пробуждения природы. Ты мне скажи, что значит назначать свидание.

– Ты встречаешься с женщиной, и вы проводите с ней время.

– Зачем?

Римо фыркнул:

– Потому что она нравится тебе, а ты нравишься ей.

– И что дальше?

– Зависит от того, как сложатся ваши отношения. Иногда одним свиданием дело и ограничивается. Иногда люди так и продолжают встречаться – всю жизнь.

– То есть женятся?

– Иногда случается и такое, – признал Римо.

– Так тебе нужна жена? – спросил Чиун, голос которого становился все более пронзительным.

– Да нет. Просто хочу попробовать вести обычный образ жизни. Ради разнообразия. Посмотреть, что из этого выйдет.

– Значит, ты собираешься встретиться с незнакомой женщиной, осыпать ее незаслуженными подарками, а возможно – даже накормить?

– Вроде того.

– Откуда ты узнаешь, что женщина тебе подходит, если у тебя даже не было времени приглядеться к ней?

– Я не собираюсь назначать свидание первой встречной.

– Странно... Если тебе нужна женщина, возьми ее, верно?

– Я говорю не о сексе, а об общении.