-  Я тут числюсь поволжским немцем из Казахстана, мне работа разрешена, - похвастался он.

    -  Кем-кем? - удивился Геннадий.

    -  Немцы жили на Волге, слыхал? Их еще вроде бы Екатерина туда позвала. Потом в войну Сталин услал их в Казахстан. А теперь это соединение с исторической родиной. Ну, я фуфло купил у одного мудилы, шпрехен слегка подучил - и вперед!

    -  Халява, сэр! - прокомментировал со смехом Геннадий.

    -  Это место сейчас - самое халявное в Европе, - согласился Степа. - Как раз для наших, которые при карло-марксизме привыкли жить. Для немцев главное, чтобы русских до работы не допускать. Они считают, что раз из России, так только улицы мести пригоден. Они рады все дать: и социал тебе и льготы, лишь бы ты не работал и не портил то, что они сами делают. Во страна! Кому - кайф, кому - хоть назад беги. Ну я-то тут, как немец, у меня все другое…

    -  Так у тебя право работать есть? - спросил с завистью Геннадий.

    -  А то! Марок накоплю, бар открою. - И он передразнил: - Вас вуншен зи? Немен зи пляц, битте. Ну, пойдешь зазывалой в медвежьей шкуре? Я сегодня, как хрен моржовый, тут отстоял вместо подставного. Он в Мюнхен уехал, а меня не предупредил.

    Так постепенно дела Геннадия стали налаживаться. Он старательно занимался на языковых курсах, мечтал найти квартиру и копил на маклера. Особенно дела устроились, когда он встретил Ксанку из Воронежа.

    Веселая тридцатилетняя девка Ксанка мечтала стать женой немца. Они познакомились, когда получали очередное пособие. Геннадий числился там, естественно, как Михаил, для Ксанки он таким и остался. В Воронеже она работала, как и он когда-то, в проектном бюро. И это их сразу сблизило.

    -  Контора закрылась - и хоть в гроб ложись. У кого огород, тем еще ничего, - рассказывала она. - Соседка, тоже уволенная, к подруге в заведение позвала, так там с первого раза такой гад попался - требовал, чтоб я шампанское открыла и себе вставила. Исследователь хренов!

    -  Тут-то жить можно спокойно! - сказал Геннадий для поддержания беседы.

    -  Эх, Мишенька, за немца бы выйти! - мечтательно проговорила она ему, словно близкой подружке. - Я бы такой фрау заделалась! В таком бы орднунге дом содержала, какой и немкам не снится!

    Жизненные соки ее распирали, что она и подтвердила на другой день. Здесь, в Германии, Геннадий был у нее не первым. Прежде к ней приходил молодой эмигрант-курд, хотевший превратить ее однокомнатную квартиру в потайной штаб местного отделения Курдской рабочей партии. Из-за этого они и разошлись.

    -  Я в партиях дома не участвовала, мне еще тут их не хватало, - рассказывала Ксанка. - Только грязь наносили. А вообще, Мишенька, кайфовая же у нас с тобой жизнь! Нет, ну скажи: работать нельзя, а деньги выдают! И квартиру оплачивают, и транспорт. Во, где коммунизьма-то, а, Мишенька?! В Воронеже рассказать, весь город бы сюда рванул.

    Она наслаждалась легальным бездельем, писала длинные письма родственникам, несколько раз на дню убирала свою однокомнатную квартиру, и не скучала.

    Вся эта идиллия чуть не сорвалась, когда ему померещилась слежка. Однажды, когда он шпацирничал взад-вперед у бара в медвежьем облике, на другой стороне улицы остановились два типичных российских быка. С толстыми шеями, короткими стрижками - будто только что свалили с какой-нибудь улицы Ивановской, чтобы настичь его здесь.