Рут Форрест хотела видеть мистера Бейнса. Несмотря на свою занятость, мистер Бейнс незамедлительно пригласил ее в свой кабинет, из окна которого открывался грандиозный вид на Статую Свободы.

Рут Форрест задала ему вопрос.

– Да, – заверил ее мистер Бейнс. – Все переписано на ваше имя.

* * *

У женщины был молодой приятный голос.

– Норман? Это Лесли Тревор.

– Да? А что вы делаете в Нью-Йорке?

– Приехала за покупками. Может, пригласите девушку на ленч?

– С удовольствием.

– В Готаме в час? – предложила она.

– Вы не могли бы прийти в половине первого?

– Конечно.

В двенадцать тридцать Норман Грэхем, по пятам за которым незаметно следовал приставленный к нему оперативник, вошел в Готам. Молодой инженер повесил в гардероб пальто и шляпу, оглядел фойе и устроился на стуле. Тогда к нему подошла Девушка. Симпатичная, одобрительно подумал оперативник.

– Норман Грэхем? – спросила она. Он поднялся со стула и кивнул. – Лесли просила передать вам свои извинения. У нее примерка, и она не успевает на ленч. Она послала меня, чтобы вам не было скучно. – Девушка засмеялась. – Вы, наверное, думаете, что я навязываюсь, да?

Поскольку это было именно так, Норман не нашелся, что ответить.

– В общем, единственное, что я могу сказать в свое оправдание, – это то, что у меня для вас много новостей из… этого… Сан-Франциско.

– Тогда пойдемте, – Норман просиял. Он взял ее под руку и кивнул официанту, который нашел для них столик на две персоны.

* * *

Через некоторое время оперативник доложил:

– Я не мог подойти ближе, чтобы подслушать их разговор. С уверенностью могу сказать только то, что Грэхем соврал, когда сказал, что незнаком с Кейт Уиллинг. Мне показалось, что он в восторге от ее общества.

* * *

В комнате на другом конце города тоже был накрыт стол для ленча, но скатерть была в жирных пятнах, суп остыл, а сэндвичи выглядели неаппетитно. За столом сидели девушка и молодой человек.

– Пупсик, – игриво сказал он, – между нами все осталось по-прежнему. Мы всегда будем вместе.

– Ты рассердился на меня, – ныла она. – Ужасно рассердился. Я сделала это только ради тебя. Я все делаю для тебя. А ты все равно сердишься.

Он улыбнулся. У него была очень привлекательная улыбка.

– Ты говорила то, о чем должна была молчать.

– Да, конечно, эта Уилберн сказала, что я некрасивая, она критиковала меня за мой образ жизни и считает, что моя мать во всем права и она… она…

– И поэтому ты проболталась ей, что знаешь, как ее зовут, и что творится в доме твоей матери.

– Да… – Она увидела выражение его лица. – Ты ведь больше не сердишься на меня? Ну, скажи, что не сердишься!

Из этой дурочки можно вить веревки, думал он. И так же просто выбросить, когда надоест. Как он и думал, она быстро сдалась.

– Что я должна сделать? – покорно спросила она.

Тогда он рассказал ей о ее новом задании.

* * *

В трубке что-то шипело, и Пейдж с трудом разбирала слова расстроенной девушки на другом конце провода.