|
У Фрязина на тот же вечер намечена операция в казино «Терек», он берет фотографию с собой. Владелица казино — Нина Свимонишвили, жена младшего Висницкого. Там обнаруживается крупная партия «китайского белка». В пункте обмена валюты. Девушка-оператор — мертва. Представитель банка, Гнездин, устроивший ее на работу, застрелен той же ночью в собственной квартире. Между прочим, после допроса, проведенного Фрязиным. Причем тем же способом, каким убит и Володя, — единственный выстрел прямо в глаз. Володя допрашивал и госпожу Свимонишвили. И, как говорит Коля Емельянов, возвращавшийся домой вместе с Фрязиным, Володя был очень оживлен и рассказал ему, что показал фотографию Тото Нине Свимонишвили и готов поклясться, что она знакома с этой девушкой. Более того, они очень похожи.
— А вы что, раньше этого не замечали? Ты говоришь, у вас есть несколько фотографий этой барышни. — Да, есть. И ни одна из них не похожа на другую. Приедешь к нам на Петровку, посмотришь. Дальше — этой же ночью, вернее, утром убит Фрязин. Фотографии Тото при нем не обнаружили. Хотя он показывал ее Емельянову в машине. Следовательно, можно предполагать причастность Свимонишвили к убийству. — Грязнов перевел дух, затянулся сигаретой. — Акты экспертиз будут в понедельник. Послезавтра, — закончил он. — Завтра, — поправил Турецкий, глянув на часы. — Да… — вздохнул он, закурив сигарету. — Что-то у вас трупов — как грибов в дождливую пору. А что это за Выжига такой? — неожиданно спросил он. — И фамилия странная, и поведение. В собственном-то кругу не принято друг друга кидать. — Там своя история, — вздохнул Слава. — В Афгане воевал. Попал в плен к душманам. И насиловали, и пытали, и били. Кастрировать собирались — наши отбить успели. Ну крыша у мужика поехала. Считает себя сверхчеловеком. Он в розыске. Но думаю, далеко не уйдет. Или мы найдем, или наркодельцы. Что о нем парнишка этот, Андрей, рассказывает, и пересказывать не хочется. — И не надо, — вздохнул Турецкий. — Господи, Слава, сколько же нас этот Афган преследовать будет? Уж более десяти лет прошло, а все аукается: от взрыва на Котляковском кладбище до вот таких уродов моральных. А кто их изуродовал? — У Большого Брата большие ошибки, — криво усмехнулся Вячеслав. — Только расплачиваются за них маленькие люди. — Ладно, это разговор бесперспективный. Давай Володю помянем. Турецкий разлил коньяк. Друзья не чокаясь, выпили. — Главное, паскуды, надпись еще оставили! — переведя дух, опять завелся Грязнов. — Совсем обнаглели. За кого они нас держат, Саша? Турецкий молча курил. — Висницкие и Свимонишвили… — вполголоса проговорил он, запоминая фамилии. — Когда ты увидишь эту даму, ты скажешь наоборот: Свимонишвили и Висницкие. — А ты ее видел? — А как же. По телевизору неоднократно. На всяких презентациях, в светской хронике. Я ж говорю, мы уже давно хвосты подбираем. — Что ж, будем подбирать вместе. Авось и до головы доберемся. Наливай! Они угомонились только под утро. Ночь прошла в глухой пьянке. То ли обрушившийся на столицу циклон, то ли еще какие-либо неведомые бури подействовали на приятелей, но пили они как-то особенно горестно и ожесточенно, вспоминая своих погибших друзей, ту же Шурочку Романову, прежнюю грозную начальницу МУРа, или судмедэксперта Риту Счастливую… Уже в середине воскресного дня, после молчаливого совместного завтрака, который по времени суток скорее соответствовал обеду, Турецкий покинул жилище друга, отправившись получать из очередного ремонта свою многострадальную «Ладу» и наводить марафет в жилище; дабы встретить завтра жену и дочь как подобает. |
