И еще. Он бы, возможно, все-таки начал волноваться и стал бы наверняка допускать ошибки. Более серьезные, чем те, которых и без того хватало в обычное время.

Нет, ничего этого не было. Просто, подумав, он спросил у Грязнова, где поставлены Эти ловушки. Небось в НТО посмотрели?

Слава открыл капот заленого «жигуля» и показал пальцем.

— Давай-ка лучше я их сниму да подарю Шурочке на память.

Сказано — сделано: операция заняла не более минуты, просто подлезть было неудобно.

Грязнов тут же уехал домой, успокоенный, что теперь-то уж слежка наверняка сорвется, а Турецкий, держа в ладони маленькую полусферу и овальную коробочку, явно не отечественного производства, которые прилипали к корпусу машины с помощью магнитных присосок, снова поднялся в кабинет начальника МУРа.

Меркулов и Романова не удивились его возвращению. Костя только спросил с улыбкой:

— Версия?

— Нет, на этот раз обычная профессиональная предосторожность. — И Турецкий, демонстративно почесав кончик носа, чем определенно копировал задумчивого Меркулова, швырнул найденные предметы в хрустальную пепельницу на столе Романовой. — Я подумал, что мой новый знакомый все-таки недостоин носить звание порядочного человека. И мое доверие к нему, а также его темному окружению сильно пошатнулось. А потому… Что скажете, уважаемые товарищи юристы?

— Скажу: перестань паясничать и поезжай домой. Александра Ивановна, кажется, уже познакомила тебя с древней мудростью, толкующей, что утро вечера… и так далее. А что снял, — Меркулов кивнул на пепельницу, — то правильно. Незачем без дела рисковать башкой.

— Погодите, ведь между утренней мудростью и вечерней, скажем так, глупостью имеет место быть ночь. Не так ли? Вот она-то меня и тревожит. Примеры мировой классической литературы — от слепого Гомера до братьев Вайнеров — свидетельствуют о том, что большинство самых грязных дел, в том числе и убийств, вершатся по ночам. А уж авторы знают, о чем говорят. Что ответите?

— Я повторяю вопрос, — хмыкнул Меркулов, — есть версия?

— А если да, то как?

— Выкладывай, — вздохнул Костя. — За тем, поди, и вернулся.

— Если вы мне дадите пяток оперативников, я этого Бая из России не выпущу.

— Всего-то? — с наигранным удивлением подняла брови Романова.

— Но чтоб толковых. А Славку я домой отпустил. Хватит уже ему без конца свою башку подставлять.

— Ишь, как заговорил! — хмыкнул Костя. — Похоже, растет юноша над собой. Прямо на глазах… А что, Александра Ивановна, может, действительно дать?

— Слухайте сюды, хлопцы. Вопрос первый: откуда такая уверенность?

— А этого разве мало? — Саша ткнул пальцем в пепельницу.

— Мало, Сашка, — кивнула Романова. — Он скажет, что ни сном ни духом… Мало ли кто мог тебе эти штучки-дрючки налепить! Ведь машина у тебя по ночам одна стоит, без охраны. Или, может, на них ихние отпечатки пальцев имеются?

— Логично, — поджал губы Меркулов и стал рассматривать Турецкого поверх очков: чем возразит?

— Не туда гребу… Понимаю.

— Гребешь-то ты, может, и туда, но… — решил подбодрить Костя.

— Хорошо, есть еще один вариант. Я еду в Шереметьево и сижу там, на вылете, до утра. Не засвечиваюсь. Есть там кто-нибудь, чтоб был совсем нашим человеком, а не служил в команде Снегирева?

— А почему именно в Шереметьево, если по одной из твоих предыдущих версий он должен быть на Киевском вокзале? — спросил Меркулов.