А жить еще хочется.
— Красиво, — добавил Турецкий и посмотрел на Кругликова, который прихлебывал горячий чай, — а то горло уже село, — и с непонятным удивлением наблюдал за легким трепом между двумя как бы совсем близкими людьми.
— А что? — Бай широко развел руками. — Разве человек не для того создан? Если без политики. Помните тот известный в свое время короткометражный фильм насчет самогонщиков? Один говорит: жить хорошо! А другой поправляет, заметьте: а хорошо жить — еще лучше. Не помню дословно. Это ведь в каждом заложено. И не надо меня уверять, что человек мечтает с рождения работать на химическом заводе, чтобы прокормиться и дать дуба к тридцати годам.
— Понятное дело, — согласился Турецкий, — только давайте вернемся к Беленькому. Вот я читаю: родился в шестидесятом, в восемнадцать лет получил свой первый срок по статье сто третьей за умышленное убийство. Отсидел, вышел. Ни в каком Афгане никогда не был… — Бай лишь развел руками, демонстрируя, как он разочарован, а Турецкий продолжил: — В восемьдесят девятом снова судимость, уже по сто второй за умышленное убийство во второй раз. После пяти лет отсидки — побег из колонии строгого режима. И еще любопытная деталь: в той же колонии отбывал свой срок помощник Гурама Ованесова — Мкртыч Погосов, но это лишь одно из его имен. Вам не представляется странным такое нечастое совпадение — два приятеля-помощника, оба матерые уголовники и служат, как вы уверяете, у приличных людей. Впрочем, считать Ованесова приличным как-то… неприлично, по-моему. А вы, помню, обмолвились, что знакомы с ним и чуть ли не он вам посоветовал взять к себе Беленького?
— Я это говорил? — почти испугался Бай. «Думал, да. Но говорить?!»
— Может, я ошибся? Или не так вас понял?..
— Ну конечно! Я ведь и виделся-то с этим преступным типом, я имею в виду Ованесова, может, раз всего, да и то в толпе.
— Еще одна интересная деталь: лицо убитого Беленького не было похоже на его прежнее. Как утверждает комплексная медико-криминалистическая экспертиза, около двух лет назад ему была сделана пластическая операция. А вот пальчики — эти никуда не делись. По их отпечаткам и опознали: он, родимый. Ясно излагаю? Так кто ж ему операцию делал?
— Но он же сказал, что это результат Афгана. Шрамы всякие… Потом зажили. Я не интересовался особо.
— И наконец, еще загадка. Обувь, снятая с ног убитого Андрея Беленького, прошла криминалистическую экспертизу, и на подошвах ботинок обнаружены следы порезов, а также микрочастицы того самого стекла, которое было разбито этими ботинками в кабинете Константинйди, когда старый коллекционер и был убит. Ему шею, извините, свернули. Ну как пробку с бутылки, двумя, пальцами…
Турецкий в упор уставился на Бая, но тот и ухом не повел: вот же выдержка! А он думал, что уже раздавили мерзавца…
— А я-то здесь при чем? — пожал жирными плечами Бай. — Вы только не подумайте, ради Бога, что я хочу свалить что-то на покойника, но я и в самом деле ничего не знал и не знаю. Ведь это вы, Александр Борисович, сообщили мне об убийстве Георгия Георгиевича. Теперь говорите такие страшные вещи, что мой помощник… Я готов верить и вам, и вашим умным экспертам. Конечно, все, что вы говорите, чудовищно, и в моей голове просто не укладывается, но чем же я теперь могу помочь… э-э, следствию? Что знал — рассказал. Я открыт! Вы сами видели: вот — я, вот — мой дом. Смотрите! Спрашивайте!
— Именно это мы и собираемся сделать. Займитесь каталогом, Леонид Сергеевич, а я выйду на минутку.
…Турецкий зашел в кабинет Романовой. На ее молчаливый вопрос ответил отрицательным покачиванием головы. |