Младший же, тупо и бессмысленно выкатив глаза, смотрел на бородатого, будто ждал от него какой-то команды.

Грязнов между тем кинул на пистолет свой носовой платок и, — подняв оружие, положил на стол.

— А это что за сумки? — поинтересовался Саша и заглянул в одну из них. — А-а… Вот и то, за чем мальчики пришли сюда. Добро хозяйское. Ну это дело мы пока трогать не будем, там на каждом предмете, поди, по сотне отпечатков, весь кодекс. Пусть эти молодцы экспертам теперь доказывают, что ничего этого и в глаза не видали и тем более — в руки не брали. А что им за это светит, Вячеслав Иванович, напомните.

— Да у них, я смотрю, много набирается. Ежели по сто сорок четвертой, то есть кража личного имущества с проникновением в жилище, до семи с конфискацией, а если иметь в виду вот эту штуку, — он кивнул на пистолет лежащий на столе, — то получается уже до пятнадцати за разбой по сто сорок шестой. Ну и ходка у них, я полагаю, будет не первая, следовательно, рецидив. А за повторное преступление и наказание строже. А ведь мы еще с ними, Александр Борисович, о самом главном не говорили, правда? Может им еще навесим и угрозу убийством, и бандитизм, и захват заложника, и вымогательство… Ого-го, сколько набирается! На две жизни хватит! Так мы и до вышки доберемся. В крайнем случае — пятнадцать лет

— Пятнадцать лет! Неплохо, усмехнулся Турецкий. — Так кто из вас начнет первым?

Грабители-разбойники молчали. Акимов рывком за воротник куртки поднял бородатого с пола и посадил на соседний стул. Быстро и профессионально обшарил его карманы, достал пачку документов, бумажник, кипу купюр и несколько связок ключей. После этого приступил ко второму Тоже документы, деньги, ключи на красивом брелоке эти явно от машины.

Турецкий показал Славе глазами на телефонный аппарат с определителем номера.

— Сними с него показания.

И пока Грязнов переписывал в блокнот номера звонивших за последние сутки, сам стал просматривать документы задержанных.

— Так, Гарибян Михаил Арташесович, шестьдесят четвёртый, армянин, — перелистнул странички. — Прописан: Тбилиси, Южная, шестнадцать. Московская прописка, естественно, отсутствует. Не иначе гастролер. Посмотрим другого. Тоже Гарибян, смотри-ка. Ашот Арташесович. Ага, понятно, родные братья. Этот семьдесят первого, совсем молодой. Прописан там же. Что ж ты, старший, младшего-то в свое дерьмо затянул? Нехорошо. И в эту квартиру проникли, надо так понимать, без разрешения хозяев, верно?

— Нет! — воскликнул вдруг Ашот.

— Что значит — нет? — удивился Турецкий. — А вы можете мне сказать, кто конкретно дал вам такое разрешение?

Бородатый тут же что-то зло сказал по-армянски, и Ашот опустил глаза.

— Володя, ну-ка отведите Михаила Арташесовича на кухню и дверь закройте. Побудьте пока с ним, а мы сами с его младшим братом побеседуем. Вдруг он умным окажется? Ведь не исключено, правда?

Акимов снова рывком поднял Михаила со стула и сильным тычком между лопаток показал, куда путь держать. Парень едва не грохнулся на пол, но устоял на ногах и снова крикнул по-армянски.

— Я думаю так, — с угрозой в голосе сказал Турецкий, — мы с Вячеславом Ивановичем, Володя, не будем возражать, если он там, на кухне, немножко помолчит и не будет нам мешать беседовать с Ашотом.

— А если он не захочет молчать? — спросил Акимов наивным голосом. — Я тогда могу, да, товарищ старший следователь по особо важным делам, могу «попросить» его помолчать?

— Разумеется, — подмигнув Акимову, ответил Турецкий. — Мы сейчас вызовем сюда оперативно-следственную бригаду и молодцов из группы немедленного реагирования.