Интересно, что произошло бы, если бы он поднял голову, чтобы показать лицо кучеру, да еще приставил бы два пальца к голове, чтобы показать рога сатаны на тот случай, если тот не узнает его? Может, кучер засиял бы от счастья, высказал свое восхищение Колином Эверси и предложил бесплатно покатать его по Лондону? А может, достал бы пистолет и сдал за вознаграждение властям?

Ему хотелось спросить кучера, знает ли он сумму вознаграждения за поимку Колина Эверси.

Колин опять немного отодвинул занавеску на окне и увидел Мэдлин, спускавшуюся с лестницы. Она убирала за ухо выбившуюся прядь волос. И почему-то этот жест отозвался чувственной волной в его теле, и у него перехватило дыхание.

Когда Мэдлин ступила на последнюю ступеньку, она взглянула на окошко экипажа и слегка кивнула Колину. Он вздрогнул, развязал свой узел и быстро оторвал от жилета еще одну серебряную пуговицу. Ему вдруг стало жаль, когда оборвалась нитка. Прекрасный жилет. Дорогой.

Кучер спрыгнул со своего места в третий раз, желая помочь прекрасной даме сесть, о чем Колину возвестили колыхание и скрип экипажа. Но Колин открыл дверцу раньше, чем до нее дотянулся кучер, и прежде чем Мэдлин успела что-либо сказать, сунул ей в ладонь пуговицу и нырнул обратно.

Она с недоумением посмотрела на пуговицу, а поняв, в чем дело, повернулась к кучеру:

– У нас нет денег, но, может быть, вы возьмете вот это? – Она показала ему пуговицу. – Она серебряная.

– За эту пуговицу я отвезу вас в Суррей, – с восторгом сказал кучер.

– Неужели?

– Нет, конечно, но пуговица отличная. Куда вас отвезти?

– В больницу Эддерли. Мы подождем доктора там.

Солнце клонилось к закату, и очертания зданий начинали расплываться на фоне неба. Кучер зажег лампы на экипаже, зная, что к тому времени, когда они доберутся до места, будет темно.

Темнота когда-то была сигналом Колину к началу игры, и игра для него не заканчивалась бы до восхода Солнца. Теперь он приветствовал наступление темноты, поскольку чувствовал себя в ней намного безопаснее. А когда-то весь мир и все в этом мире принадлежало ему. С рассвета и до полуночи.

Колин посмотрел на Мэдлин Гринуэй. Ее голова склонилась, как роза, которую необходимо было срезать. В темноте по узким переулкам и улицам до больницы в Саутуорке они будут ехать почти час, возможно, дольше. А еще придется пересекать реку по Вестминстерскому мосту, где даже в лучшие времена движение медленное.

– Надо поспать, – приказал он Мэдлин и через мгновение ради проверки добавил: – И позвольте мне взять пистолет.

Несмотря на то что голова у нее совсем не держалась, она нашла силы возмутиться:

– Спать я буду, когда…

– Когда? Где? На улице? Кто знает, когда вы найдете крышу над головой, чтобы поспать? Спите сейчас. Кому из нас будет лучше, если вы не спите?

Мэдлин нечего было возразить. Колин прав.

– Закройте глаза, миссис Гринуэй. Я не выстрелю в вас, а ножа у меня нет. Если верить плакатам, которые послужили вам источником информации обо мне, я пускаю в ход нож.

Мэдлин подняла на него глаза, которые во мраке экипажа сверкали. Но Колин спокойно выдержал ее взгляд. Мэдлин полезла в карман и передала ему пистолет.

– Он принадлежал моему мужу.

С этим ошеломляющим откровением она откинулась на сиденье, прислонила голову к окну и тут же уснула.

А Колин держал пистолет, который принадлежал ее мужу.

Палец Колина скользнул по инкрустации. Красивый, но скромный дизайн. Теперь, когда у него была возможность рассмотреть его поближе, он увидел, что это была русалка, обнаженная до пояса, с волосами, которые, как морские водоросли, спускались до талии.

Итак, Мэдлин Гринуэй вышла замуж за человека, у которого на пистолете были инкрустированы русалки.