Эллис просмотрел рентгеноснимки и взглянул на часы. 6.19. Бенсон все еще находился в соседнем помещении вместе с анестезиологом. Эллис обошел операционную, коротко перебросившись с каждым парой слов. Он сегодня был необычайно любезен, и Росс пока не могла понять причины такой перемены настроения. Она бросила взгляд на смотровую галерею и заметила там директора клиники, заведующего хирургическим отделением, заведующего лечебным отделением и руководителя научно‑исследовательского отделения. Тут она поняла, отчего Эллис такой дружелюбный.

В 6.21 Бенсона доставили в операционную. Находясь под действием сильных транквилизаторов, он был совершенно спокоен, тело обмякло, веки отяжелели. Голова обвязана зеленым полотенцем.

Эллис руководил переноской Бенсона с носилок в кресло. Когда руки и ноги Бенсона опутали кожаными ремнями, он, похоже, проснулся, – глаза его широко раскрылись.

– Это для того, чтобы вы не упали, – сказал Эллис с улыбкой. – Мы же не хотим, чтобы вы ушиблись.

– Ага, – тихо ответил Бенсон и закрыл глаза.

Эллис кивнул сестрам, которые тут же сняли стерильное полотенце с головы пациента. Бритая голова была маленькой (так всегда казалось Росс) – и белой. Кожа мягкая – только слева чуть выше лба виднелся небольшой порез от бритвы. Голубые крестики, поставленные Эллисом, ясно проступали под левым ухом.

Бенсон погрузился в кресло. Он уже не открывал глаз. Один из техников начал прилаживать проводки от монитора к его голове, приклеивая их электролитным клеем. Проводки намертво прилипали к коже, и скоро все тело пациента оказалось в разноцветной паутине проводков, бегущих к электронной аппаратуре, установленной вокруг операционного кресла.

Эллис взглянул на мониторы. На экране ЭЭГ теперь возникли частые зигзаги: велась запись сердцебиения; линии дыхания превратились в плавные синусоиды, температура не повышалась. Операторы начали вводить предоперационные данные в компьютер. Стандартные лабораторные данные были введены заранее. В ходе операции компьютер зафиксирует все важнейшие параметры с пятисекундным интервалом и сразу же просигнализирует в случае каких‑то отклонений от нормы.

– Музыку, пожалуйста, – попросил Эллис, и сестра сунула кассету в портативный магнитофон, установленный в углу операционной. По комнате поплыли первые такты концерта Баха. Эллис всегда оперировал под Баха: он говорил, что строгая гармония – если не гениальность – этой музыки должна передаться ему во время операции.

Приближалось начало операции. Часы на стене показывали 6.29.14. Висящие рядом с ними часы отсчета времени застыли на пяти нулях.

С помощью санитарки Росс надела стерильный халат и перчатки. С перчатками ей всегда приходилось непросто. Она редко присутствовала на операциях, и поэтому процедура стерилизации обычно доставляла ей немало трудностей: когда она надевала перчатки, ладонь вечно застревала, или палец не попадал куда нужно, или два пальца забивались сразу в один резиновый канал. Понять чувства санитарки было невозможно: виднелись только ее глаза над марлевой повязкой на лице. Росс радовалась, что Эллис и остальные были целиком поглощены пациентом.

Она вошла в операционную, стараясь не наступать на черные провода, змеящиеся по полу в разные стороны. На первом этапе операции участия Росс не требовалось. Она ждала, пока заработает стереотактический механизм и определятся первые параметры. Так что у нее было время постоять пока в сторонке и расправить резину перчаток.

Вообще– то ей не было никакой нужды присутствовать на операции, но Макферсон настоял на том, чтобы сотрудники‑нехирурги хотя бы время от времени участвовали в операциях и проходили весь ритуал подготовки. Он считал, что так в Центре поддерживается дух сплоченности и коллективизма.