Вот и сейчас я включился моментально. И тут же осознал источник беспокойства. Кто-то упорно трезвонил в дверь, дергал за шнурок, так что в ушах звенело. Это определенно был враг. Друг не станет будить в три часа ночи, когда сон наиболее сладок.

Сын-кроха даже не проснулся — ему на превратности внешнего мира просто плевать. Он пока что маленький, счастливый и от опасностей окружающей действительности надежно огорожен нашими родительскими заботами. Варя, измотанная тяжелой работой в клинике и учебой в мединституте, заворочалась, но тоже не проснулась. Вот умеет она спать самозабвенно и непробиваемо.

Слава богу, звонок на некоторое время заткнулся. Но зазвенит ведь вновь. И очень скоро. Надо это пресечь, пока совсем не прогнали сон из этого дома.

Я вытащил из тумбочки мой старый верный «наган». Сунул ноги в пушистые тапочки — любимые, мягкие и просто необходимые, потому что топился наш подвал с трудом, полы холодные, босиком не находишься. И устремился к двери. В комнате было сегодня особенно зябко.

— Кого черт принес? — негромко осведомился я у двери.

— Товарищ Большаков! Вас вызывают, — послышался знакомый голос бойца из комендатуры Областного полномочного представительства ОГПУ.

— Что стряслось?

— На Разуваевке кого-то порезали. Группа уже там. Только вас не хватает.

Сердце ёкнуло. Кого-то прирезали на Разуваевке… Там, вообще-то, мной выставлена группа наружного наблюдения. Неужели из наших людей кого зацепили? Но комендача об этом спрашивать бесполезно.

Оделся я быстро. Когда натягивал пальто, все же проснулась Варя. Естественно, привычно обеспокоилась и опечалилась. Пришлось ее привычно успокаивать:

— Да ничего особенного, дорогая моя. Просто кого-то где-то подрезали.

Она слегка успокоилась. Потому что привыкшая и опытная. Все же жена сотрудника ОГПУ, притом повидавшая много, не раз была на грани, втянувшись в мои чекистские забавы. И отлично знала: если кого-то подрезали, то факт уже состоялся и начинается расследование. Вот если бы какой кулацкий бунт или контрик засел во флигельке с пулеметом «максим», как в позапрошлом году — тогда да, есть смысл волноваться. А здесь она провожала меня не на бой, а всего лишь на осмотр места происшествия. Тревожиться не о чем… И все равно тревожилась. Но виду не показывала. Лишь только тщательно поправила ворсистый шарф на моей груди:

— Смотри не застудись. Вон холод какой.

Карету мне к подъезду не подали, жмоты. Хотя до полпредства идти минут семь-восемь быстрым шагом.

Ох и колотун сегодня. Осень скачкообразно перешла в зиму. Холодный ноябрь 1933 года. Как же мне тяжело, тепленькому, мягенькому, после пуховой постели, под порывами ледяного ветра и под гнетом неопределенности.

У полпредства уже ждал наш дежурный автобус «АМО». Около него мерзли судебный медик и криминалист — оба со своим профессиональным скарбом в объемистых саквояжах. Также мерил мостовую шагами, как тигр в клетке зоопарка, Ваня Кочетков, мой верный подчиненный, который как раз дежурил ночью этой по управлению и был в курсе агентурной разработки «Сурки».

Ждали только меня. Автобус тронулся по холодному, местами освещенному желтыми фонарями городу, казавшемуся ночью почти незнакомым. Это был не город, а какая-то декорация, ждущая своего театрального представления и публики, а сейчас совершенно пустая и безлюдная.

Автобус пару раз чуть не занесло на гололеде. Но до цели мы все же добрались успешно и довольно быстро. В курс дела вошли еще быстрее.

Все оказалось не так плохо, как я опасался — слава богу, никто из группы наружки не пострадал.