— Как бы вас, цивилизаторов, самих не выдернули.

— Э, имя нам легион. А вы… Имеется у вас поговорка — и один в поле воин. Только ведь любому воину можно зайти за спину.

— Чем вы и заняты. Подлыми ударами в спину втихаря. И ханжеством напоказ.

— Это не подлость. Это целесообразность. Минимум усилий на максимум результата. Так и строится настоящая цивилизация…

Поговорили еще о том о сем. Откровенничать Птицеед не спешил. Даже намека на это не видно, как, впрочем, и предупреждал Петр Петрович. Ладно, пустой разговор пора заканчивать.

Напоследок Птицеед с какой-то грустью произнес:

— Вряд ли мы когда увидимся. Так что искренне желаю вам из щенка превратиться в волка… Ну а я… «Какой артист погибает», — говорил Нерон.

— Ну вы не Нерон. И погибать мы вам пока не позволим.

— Э, нет. Пьеса закрыта. Труппа распущена.

Настроение его мне не шибко понравилось. И я предупредил коллег, чтобы за ним внимательнее присмотрели, потому как возможны неожиданные эксцессы.

За ним и присмотрели. Перевели в другую камеру, под более плотное наблюдение. Чтобы он не расколотил себе голову о стенку или не вскрыл вены.

Не помогло. Птицеед ушел из жизни, как он считал, красиво. А по мне — так ужасно. В лучших традициях японских самураев откусил себе язык и истек кровью.

Все же необычный был человек. И полностью чокнутый. И не жалко мне его было нисколько.

Меня ждали новые дела. Новые вредители и шпионы. Как Птицеед говорил — я еще щенок, но могу стать волком. Тут он сильно ошибся. Пусть я щенок по сравнению с ним. Но только не из тех, из кого вырастают волки, что упиваются кровью жертв, ищут добычу, сеют разорение и погибель. Я волкодав. И я создан для того, чтобы рвать на клочки врагов нашей великой страны…