— Об этом кричать надо, Виктор Петрович, — сказал один.

— Теперь не покричишь, — ответил другой.

— Да… Сильная власть… Глупый, но сильный человек и у него не вырвешь из рук кормило. Но, может быть, вы иносказательно напишете?

— Переносится действие в Пизу и спасен многотомный роман, — смеясь, сказал его собеседник.

Через приемную проходили люди и исчезали за тяжелыми темными дверями… У одних были листы бумаги, у других вороха газет. Два раза выходил и Абрам. Он позвал одного из говоривших, потом вышел и кинул молодому еврею:

— Написали?

Тот вскочил, собрал разбросанные листки и подобострастно сказал:

— Написал.

— Давайте.

Абрам исчез в дверях кабинета.

Было четыре, половина пятого. Липочку никто не звал.

Наконец дверь кабинета открылась. Из нее вышел Абрам с толстым портфелем под мышкой.

Служитель подбежал к нему и, показывая глазами на Липочку, начал что-то говорить.

— В типографию, — сказал важно Абрам служителю, передавая портфель, и, кивнув головой Липочке, процедил: — пожалуйте.

Липочка пошла за ним.

В просторном кабинете пахло дорогою сигарою. Сизый дым струйкой протянулся над столом и стоял, не улетая. Громадный стол был заставлен бронзою и завален бумагами. Липочке особенно запомнилась большая темной бронзы статуэтка, стоявшая на углу стола. Она изображала худую, стройную, обнаженную женщину в бесстыдной позе.

Абрам сел в глубокое кресло за стол и круглыми глазами сквозь пенсне смотрел на Липочку.

— Я — Липочка Кускова, — тихо сказала Липочка. Абрам не шевельнулся.

— Сестра Andre и Ипполита… Ваших товарищей по гимназии. Они бывали у вас… Я тоже два раза была.

— А! — промычал Абрам. — Чем могу быть полезен?

— Мой отец… профессор… умирает в больнице для умалишенных… У нас совсем нет денег… Платить нечем… Я должна была оставить место… Я ищу работу…

— М-м… — сказал Абрам и засунул руку в карман.

У Липочки темнело в глазах. Толстая золотая цепь с брелоками и печатками на большом круглом животе Абрама парализовала ее.

— Я бы могла переводить… Я знаю французский…

— Мало знать, — сонно, в нос, проговорил Абрам. — Надо быть литературным человеком, уметь литературно писать…

Он вытащил из кармана белую двадцатипятирублевую бумажку и протянул ее через стол Липочке.

— К сожалению, мест нет… У меня все полно… Но… я рад помочь вам… Я любил ваших братьев… Мне жаль, что Ипполит не послушался меня и пошел по революционной дороге… Он подавал надежды… Возьмите!.. Я вам даю…

— Простите, — чуть слышно, чувствуя, как кровь приливает к ее щекам, сказала Липочка. — Я прошу труда!..

— Я вам сказал, у меня нет места. Берите!

Липочка нагнула голову и быстро пошла к дверям. Абрам кисло скривился, пожал плечами и спрятал ассигнацию в карман.

— Идиотская дворянская гордость, — пробормотал он. Липочка не помнила, как вышла из кабинета, как, сутулясь и пряча глаза с неудержимо бежавшими слезами, прошла через приемную, спустилась по лестнице и вышла на улицу.

"Мама! Что же это!?.. Мама, что же ты?" — билась тоскливая мысль.

XXIII

"Мама, что же ты?" — думала Липочка и смотрела прекрасными глазами на бледнеющее над лиловым лесом небо.