А сейчас дернем кофейку с сигареткой и в путь. На дорогах, небось, опять

пробки, хоть и пора отпусков. И обойдемся нынче без ваших бутербродов,

уважаемый муж. У нас в буфете, на первом этаже, подают весьма приличные

корзиночки и ромовые бабы.

Валерия щелкнула зажигалкой, затянулась. Пододвинула поближе пепельницу.

Сделала еще затяжку, раскуривая сигарету. И почувствовала приступ острой

тошноты.

Гортань деревянно онемела, а рот наполнился горькой слюной. К горлу

подкатил спазм. Трясущимися пальцами она торопливо затушила сигарету, прикрыла

рот ладонью и замерла, не дыша и часто сглатывая слюну.

Зашибись. И что это значит? Только бы не то, о чем подумала. Погода

меняется, вот и все. Атмосферное давление и магнитные бури. Или эффект плацебо.

В смысле, воображение у тебя, Лера, богатое. Впечатлительная ты очень и

самовнушаемая. Не фиг было всю ночь самоедствовать, а потом страшные картинки

представлять. Короче, никакой паники. Все под контролем.

Отдышавшись, направилась в ванну высморкаться и смыть выступившие

слезы. По дороге в ванну вспомнила, что у нее отпуск.

Вот так, у нее с сегодняшнего дня отпуск. О котором она мечтала весь год.

Мечтала и строила планы. Как они с мужем поедут на несколько дней в Стокгольм.

Или в Прагу. Или в Мадрид. Но лучше в Стокгольм, там сейчас не так жарко.

А Лёнька даже не вспомнил. Ушел в свой «Скворечник» и не вспомнил. Фирма

его так называется – «Скворечник». Балконно-оконная. Оконно-балконая.

Ну, ладно – Лёнька. А как сама Лера могла позабыть? А почему нет? Могла. За

всей хренотенью, что происходит сейчас в семье, забыла. Забыла, заморочилась.

Она вяло присела на пуфик в прихожей, так и не дойдя до ванны.

«А поеду-ка я сейчас на дачу, – медленно, с расстановкой, сказала себе

Валерия. – А вот поеду. А папаша с дочкой нехай готовят себе разносолы сами. И

зачем стеснять родственников и мешать им общаться? Не будем мы мешать

родственникам общаться. Может, Воропаев мечтает повидать свою старую любовь.

Может, я его связываю по рукам и ногам. Не будем мы никого связывать. Пусть себе

общается. И к дочкиной мамане пускай вместе валят. С целью воссоединения

любящих сердец. Тем более, он отпуск брать собирался. В Стокгольм лететь. Или

Прагу… А тут лучше, тут – родной Глыбокоречинск. Вот счастье-то. Вот счастье…»

Она не заплакала. Еще чего. Вскочила резко, побросала в дорожную сумку

каких-то сухих полуфабрикатов и консервов, упаковку туалетной бумаги и стопку

пластиковых тарелок, гель для душа, тюбик зубной пасты и крем для рук. Вытащила

из холодильника полторашку питьевой воды, чтобы не умереть в дороге от жажды, и,

взглянув с содроганием на пачку сигарет, застегнула молнию раздувшегося саквояжа.

До двери дотащить она его не успела. Услышала, как ключ поворачивается в

замочной скважине. Вместе с поклажей нырнула в темную кладовую, где стояли

пылесос, гладильная доска, лыжи… Лёнькин ящик с разводными ключами и

отвертками… Притихла, осторожно потянув на себя дверь. Не дышала. Это почему-

то вернулся муж. Зачем вернулся? Сейчас это не важно. Важно, что ей совершенно

не хочется сталкиваться с ним в дверях. Хотя, глупо все это.

Нужно выйти с достоинством и проследовать мимо него куда-нибудь.

Например, в библиотеку. Или на кухню. Или сразу в прихожую, на выход, не сказав

при этом ни слова, как и он поступил с ней меньше часа назад. Но Лера не

сдвинулась с места. Потому что муж с кем-то разговаривал по смартфону.

Он разговаривал, войдя в квартиру, разговаривал, когда шел мимо двери, за

которой притихла Лера, продолжал говорить в библиотеке, одновременно что-то

торопливо перемещая на письменном столе.