|
Может быть, в этот же день. Так почему же мои коллеги так спешат отбить человеку печень, устроить ему сотрясение мозга? Перед тем, как человека отпустить, почки ему опустить? И это только кратковременные эпизоды задержания. А что творится во всех этих опорных пунктах, «обезьянниках», кабинетах! Когда я первый раз столкнулся с этим еще на практике, я просто болел целую неделю, будто это меня, а не слишком беспокойного алкаша, били и душили резиновой дубинкой… У меня есть такая привычка — ходить по кабинету во время допроса. Так в первый год моей работы у меня произошел такой случай. Допрашивал я задержанного. Маленький, интеллигентный человечек в очках. Когда я встал из-за стола, чтобы по привычке дойти до окна и вернуться обратно, он обмочился со страху. Думал, я его буду бить. Этот его страх я до сих пор ощущаю почти физически…
— А ты пытался бороться с этим? — Конечно! Донкихотствовал какое-то время… Скакал по высоким кабинетам на Росинанте. Только себе во вред… По крайней мере, при мне сейчас никого не бьют. Зато, наверное, отрываются потом… Обрати внимание, сейчас никто в милиции не владеет элементарным заломом руки за спину, чтобы задержать человека, не делая его инвалидом. Все применяют ударную технику, проще говоря, лупят справа и слева, куда попало. Да разве куда попало? Метят в жизненно важные органы… — Залом руки — это разве не больно? — засомневалась Аня. — Больно. Но это гуманная боль, как ни странно. Если человеку даже сломают руку при сопротивлении, ему не повредят внутренних органов. Кость срастется, а разорванный внутренний орган — нет… Вот потому я и стал заниматься чем-то вроде дзю-дзюцу. Теперь вот после Японии понял, что точно дзю-дзюцу. — А там нет ударов? — Вообще-то, есть. В дзю-дзюцу, пожалуй, одна из самых разнообразных техник среди восточных единоборств. Но удары там — вспомогательное оружие, скорее, деморализующее, отвлекающее. А я их вообще не применяю. Что-то вроде айки-до, только прямолинейнее, короче, грязнее, что ли… Вообще-то, следователю не так часто приходится применять какую-то технику, но для меня эти занятия очень важны. Чтобы и следа от этих хищных рефлексов во мне не осталось… — Значит, руки все-таки и у тебя иногда чешутся? — удивилась Аня. — А ты думаешь, легко плыть против течения? Коллективное сознание, круговая порука — это страшная сила. Например, Коля Санчук считает, что время такое и люди такие, то есть, иначе нельзя. Надо следовать естественному течению… Поэтому я очень люблю образ «кои». — Кого? Коли? Коли Санчука? — не поняла Аня. — «Кои», — улыбнулся Корнилов впервые за время этого, видимо, очень серьезного для него разговора. — Так по-японски называют карпа. Карп — очень упрямая рыба, все время плывет против течения. — А Санчук? — Что Санчук? — переспросил Михаил. — Он тоже бьет, то есть рукоприкладствует? — Санчо, он хитрый, — опять улыбнулся супруг, с явным удовольствием вспоминая своего приятеля, — смекалистый… В чем заключалась хитрость оперативника Санчука, друга и напарника следователя Корнилова, Аня узнать не успела. Они подъехали к знакомому подъезду девятиэтажного дома. Вот Корниловы и дома! Под домофоном стояла солдатская прикроватная тумбочка. Кто-то поленился донести ее до помойки. Тумбочка послужила примером и сигналом к свинству для остальных жильцов. Вокруг нее образовалась куча из более мелкого мусора. — Я тоже готова кое-кого бить руками и ногами по самым жизненно важным органам, — сказала Аня, проходя мимо импровизированной помойки. |
