Но как же хорошо оказалось в Михееве! Вся деревушка была скрыта под ровным белым снежным ковром. Снега навалило столько, что дома оказались засыпанными до окон. Деревенская улица превратилась в узенький проход, расчищаемый силами Пантелеича и четырех бабулек-соседок: больше в заброшенном Михееве никто не жил. От станции пришлось добираться как раз на лыжах: другой возможности пересечь километровые снежные завалы не было. Натэла героически встала на свои изящные, белые, как следует смазанные Атамановым лыжи и под оглушительное «ура» друзей сделала первые шаги.

После двухчасового пути до деревни начинающая лыжница была еле жива. Возле Пантелеичева забора она кулем свалилась на руки Сереге, задрав палки.

— О-о-о… никогда больше… Ни за что… У-ми-ра-ю, вах…

А навстречу гостям из избы уже бежал радостный Пантелеич в незастегнутой телогрейке и валенках на босу ногу.

Потом, в избе, отогревались горячим чаем и всевозможными запасами из Натэлиного рюкзака: готовить пахлаву и печенье Натэла умела гораздо лучше, чем стоять на лыжах. Было тепло, огромная печь источала жар, на стенах весело топорщились пучки сушеных трав, висящие между вырезанными из журналов репродукциями и календарями. Пантелеич, водрузив на нос очки, сидя за столом, разбирал книги. Литературу Батонов дед заказывал себе по каталогу «Планета книг» на адрес внука в Москве, и время от времени Андрей привозил деду внушительную посылку.

— «Труд огородника»! — весело перебирал книги Пантелеич. — Вот уж нужно, так нужно… «Цветы каждый день»! Тож правильно, усодим все клумбы, пусть Васильевна из-за забора обзавидуется! «Пятьдесят лет в строю»… «Записки разведчика»… «Попаданцы в Третьем рейхе»… «Как мы брали Берлин»… А это чего такое?! «Магия вуду»… Чего-чего?! Андрюха! Это какое такое вуду еще? Огурцы такие?

— Сам ты, дед, огурец! — съязвил Батон, но было видно, что и он озадачен. — Это, наверное, тебе приз дали… Ты у них конкурс выиграл: «Самый долгоиграющий читатель!» Короче, для общего развития тебе. А то скоро на альтернативной истории двинешься!

— Да лучше бы они «Воспоминания маршала Жукова» прислали! — рассвирепел Пантелеич. — Полгода уже дожидаюсь! А это ваше вуду еще неизвестно, что такое!

— Вуду — это африканское колдовство… — слабым голосом доложила Натэла с кровати. — Можно мертвецов оживлять…

— Тьфу, не к ночи будь помянуты! — сердито перекрестился Пантелеич. — Только африканских мертвецов мне для счастья не хватало! Андрюха, убирай эту жуть господню с глаз моих! Можешь вон в печку кинуть! Отец Зосима говорит, что про такое читать вовсе грех!

— Федор Пантелеевич, если вам не нужно, можно я возьму? — попросила Натэла.

— Забирай! — книга про черных колдунов, пролетев через всю комнату, шлепнулась рядом с девочкой на кровать. — Только на ночь не читай! А то у меня тут мыши бегают, а тебе бог весть что мерещиться начнет… От визга никто глаз не сомкнет!

Наутро Натэла объявила, что у нее болят все кости, что с кровати она встать не может и умрет на месте при одном только взгляде на лыжи.

— Я нэ могу! Я посреди леса там упаду! У меня ничего нэ шевелится! — стонала она из-под одеяла. — Это нэ спорт, а издэвательство! Пусть лучше двойка будет!

— Может, оставить ее здесь? — предложила Белка. — Еще правда встать не сможет, а нам завтра уже домой ехать…

— Да прям! А зачем тогда тащились в такую даль?! — Полундра была настроена решительно.