Привязав веревку к крюку, явно предназначенному именно для этого, они продолжили путь и попали в просторное помещение. В середине находилось отверстие, возле него — деревянная крышка, рядом свернутая веревочная лестница. Омара охватило волнение. Он вспомнил, как после долгих дней темноты над ним открылся люк, из которого спустилась веревочная лестница, и свет лампы упал на стены.

Омар привязал лестницу к деревянной крышке, взял в зубы ручку лампы и осторожно начал спускаться. Шелли следовал за ним. Спустившись, Омар поднял лампу повыше.

— Да, — тихо сказал он, — я прекрасно узнаю это место, изображения богов, тележку с колесами о шести спицах и вот это, — он посветил на пол, — саркофаг с остатками мумии. Да, здесь меня держали, на этой связке тростника я лежал. Лишь Аллаху ведомо, как мне удалось выбраться отсюда.

Профессор Шелли взял в руки лампу и погрузился в изучение иероглифов. Внимательно оглядев надписи, он сказал:

— Если я не ошибаюсь, мы находимся в гробнице благородного Антефа, укротителя лошадей фараона.

Взволнованный внезапным открытием, Шелли не заметил, что Омар весь дрожит. Только когда, задав вопрос, он не получил на него ответа, профессор посветил в сторону мальчика. Омар крепко вцепился в лестницу. Слишком тяжелым оказалось для него воспоминание о бесконечной ночи в темнице, и он стремился поскорее покинуть это место.

Выйдя из подземелья, Омар обошел дом, позади которого оно было обнаружено. Его предположения подтвердились: это был дом старого Юсуфа.

Без видимой причины Омар слег на несколько дней после открытия. Тело его не принимало пищу, а все мысли были обращены к девочке, развитию их отношений, и в своих снах наяву Омар спрашивал себя, имеет ли его жизнь еще хоть какой-то смысл. Он страдал с удовольствием, какое обычно доставляют тайные прегрешения. Напрасно он считал себя сильной личностью. Все было наоборот, он был слабаком, хотя и способным переносить физические страдания, но терявшим мужество, как только речь заходила о боли душевной.

Лето было нестерпимо жарким, какого не помнили местные жители, и Нил, хотя и пополняемый регулярно водой водохранилища под Асуаном, нес теперь лишь половину обычного количества воды. Омар с благодарностью принимал от Нунды влажные полотенца, которые она клала ему на лоб. Они не обменялись ни словом с того самого дня, ознаменованного происшествием в саду, и хотя Омар давно пожалел о своей грубости, поведения не изменил.

Теперь же, в том необъяснимом разброде чувств, в котором он находился, Омар внезапно прижал Нунду, менявшую полотенце на его лбу, к себе, так что она вскрикнула. Мягкие черты ее лица, округлые линии груди и бедер вызвали в нем желание, и с проворством, не свойственным больному, он повернулся, взобравшись на Нунду с выражением триумфа, и сорвал тонкое платье с ее тела. Увидев ее, лежащую перед ним обнаженной, Омар властно овладел ею, охваченный желанием причинить ей боль; это помогло мальчику забыть о Халиме.

Излеченный таким странным образом, Омар быстро выздоравливал, так быстро, что сам себе удивлялся. Освободившись от мрачных мыслей и чувств, он уже не мог понять, почему обратил их все на Халиму, ведь верный пес или конь в тысячу раз важнее, чем любая из женщин.

Омару было теперь шестнадцать лет, у него была светлая кожа, статная фигура, и он находился на той ступени жизни, когда мужчина начинает полагать, что все стоящее в его жизни уже произошло; в его голове царила смесь глупости и высокомерия, регулярно накатывающая на всех мужчин.

И вскоре он получил урок. С некоторых пор ходили слухи, что в Европе начнется война: Австрии против Сербии, Германии против России и Франции, Великобритании против Германии и Турции. Египет же обращал к ней лицо сфинкса.