— Ну и дурак! — сказал Генка. — Я таких дураков еще не видел…

— Американец! — сказал мне Илюшка. — Дай-ка ты Генке в ухо… Я сегодня не могу! У меня кулак вялый…

— Несправедливо! — сказал Валерка-Арифметик. — Сам не знаешь, как играть, а хочешь, чтобы Генке дали в ухо. Несправедливо!

Тут мы все замолчали и стали думать, как нам теперь быть, если Илюшка не хочет играть по-старому, а нового ничего не придумал. День был дрянной, погода плохая, как осенью, и нам стало так скучно, что хоть ложись да помирай! Главное, понять ничего было нельзя… Что это значит, что каждый будет просто я есть я… Какой интерес играть, если каждый есть сам я? Одно дело, если я, Борька Синицкий, есть Арамис, и другое дело, если Борька Синицкий. Скукотища и все тут. Я так зевнул, что скулы заболели, а Генка Вдовин плюнул на землю, растер плевок ногой и сказал:

— Вот на вашу игру!

Повернулся и ушел.

— У Генки целых тридцать копеек, — сказал ему вслед Валерка-Арифметик. — Это он в киношку пошел да мороженое купит… Пойду-ка я тоже. У меня масса нерешенных технических вопросов!

Он ушел, и мы остались вдвоем с Илюшкой. Мы, конечно, молчали, а я думал о погоде. Чего это она такая дрянная, что даже наши четырехэтажные дома стали какие-то маленькие, серенькие, грязненькие. И почему-то ребят было мало на дворе. Все, наверное, сидели дома — такая уж погода!

— Илюшка! — сказал я. — У меня дома тоже масса нерешенных вопросов…

Я встал с бревна, зевнул, но домой сразу не ушел. Мне вдруг так стало жалко печального Илюшку Матафонова, что даже в горле сжалось. Он сидел сутулый, маленький. И кулак у него был вялый, а с таким кулаком какая жизнь?

— Ты не расстраивайся, Илюшка, — сказал я. — Конечно, игру сразу придумать нельзя, если ее нет ни в книге, ни в кино… Но ты придумывай, Илюшка, чтобы перед ребятами не было стыдно. Ты обязательно придумай игру, Илюшка!

— Игру я придумаю! — сказал он. — И я уже и сейчас знаю, как мы будем играть, только не все еще обдумал… Но к утру я придумаю…

— До свидания, Илюшка!

— Будь здоров, Американец… то есть Борька.

Илюшка Матафонов придумывает игру

Американцем меня зовут потому, что я иногда нечаянно употребляю иностранные слова, которые слышу дома. Мой отец доцент, кандидат наук, мама преподает английский язык в институте. Папа тоже знает английский, и когда им надо поговорить при мне так, чтобы я ничего не понял, они живо начинают болтать по-английски. Только и слышно: «Пудель-мудель! Вери велл!».

Сегодня утром они тоже немного поговорили на английском, так как я им рассказал о том, что у нас произошло вчера.

— Совсем скучный стал Илюшка, — сказал я. — У него даже кулак вялый… В общем, сложная ситуация! Илюшка не хочет играть по-старому, а нового ничего не придумал. Вот какая сложная ситуация!

Тут папа с мамой переглянулись и началось:

— Пудель-мудель… Вери велл!

— Пудель-мудель… Вери велл!

— Вот что, Бориска! — сказал потом папа по-русски. — Зря ты употребляешь иностранные слова… Ну, зачем говорить «ситуация», когда можно сказать «положение» или «обстановка»…

— Вот это русский язык! — насмешливо улыбнулась мама. — Вот это синонимы!

Папа сердито посмотрел на нее, постукал пальцами по столу и спросил:

— Так почему Илюшка не хочет играть по-старому?

— Потому, что ему надоело быть не самим собой.