У вас было что-нибудь ценное?
— Нет, ничего особенного. Обычные вещи.
— Тем лучше. Дверь в столовую сорвана. Но остальные комнаты почти не пострадали. Кухня в целости. Правое крыло выдержало. Больше всего беспокоит трещина над крыльцом.
Они шли гуськом. Время от времени кто-то из них ощупывал стенку или подбирал осколок, осматривая его с видом археолога. Наконец они вышли и отошли подальше, дабы точнее оценить масштаб разрушений.
— Половина крыши требует ремонта, — сказал исполнитель. — Думаю, стену можно укрепить цементом, но это дело подрядчика. Рекомендую Менги. Он все сделает, зацементирует, покрасит, заменит трубы…
— Как вы думаете, во сколько это обойдется?
Исполнитель нерешительно покачал головой.
— Трудно так вот сразу сказать… Но продать дом будет нелегко. На нем теперь отметина, понимаете…
Все посмотрели на Жерсена с откровенным любопытством. Вот он, вдохновитель «Консьянс», этой скандальной, не гнушающейся шантажом газетенки. Однако выглядел он не так уж страшно. Мужчина полусреднего веса, но в нем угадывалось исключительное хладнокровие. Его, казалось, все это совсем не трогало, голос оставался спокойным. Сведения о Менги он записал в блокнот столь же непринужденно, как будто речь шла об адресе хорошего ресторана.
— Вы установили личность преступника? — спросил он.
— Пока нет, — ответил комиссар. — Но нам известно, что он был не один. На перекрестке вскоре после взрыва свидетели видели малолитражку — «ситроен».
— Наверняка из леваков. Когда вернусь, всем этим займется мой адвокат… Он сильно ранен?
— Похоже, ему придется ампутировать правую руку.
— Надо бы отрезать обе. Чтобы в следующий раз было неповадно. Благодаря увечью он, наверное, легко отделается. Сколько получит? Три? Четыре года?
— Он очень молод, — заметил комиссар осуждающе. — Кстати, мне бы хотелось, чтобы вы на него посмотрели. Это не очная ставка. Просто надо установить, знаком ли он вам.
— Это было бы странно, с такими людьми я не встречаюсь, могли бы догадаться… Много времени это займет?
— Туда и обратно. Больница в пяти минутах езды на машине.
Жерсен посмотрел на часы.
— Ладно. Поехали.
В машине он забился в угол, как бы отгородившись. Комиссар со своей стороны тоже не делал никаких попыток проявить любезность. Между ними стояли статьи в «Консьянс», обличающие полицию, ее попустительство и слабости. Они были противниками и четко осознавали это. Жерсен лишь однажды нарушил молчание.
— Надеюсь, вы проявите сдержанность, ведь…
И сразу пожалел о своих словах. Комиссар повернул к нему голову со слишком уж нарочитой улыбкой.
— Разумеется!
Никогда раньше Жерсен не чувствовал себя настолько униженным. Теперь, когда гнев прошел, он начинал понимать, что этот взрыв позабавит всю страну. Он уже представлял себе, какие инсинуации, намеки, карикатуры появятся в газетах его противников. «Бомба Жерсена»… «Жерсен в нокауте». Даже в глазах Флоранс он будет выглядеть заурядным типом, которому, когда надоело его слушать, просто заткнули рот. Ведь раньше она никогда не смела ему отказывать. Да, взорвана вилла, но прежде всего вдребезги разлетелось его самолюбие. И если теперь он выпустит желчную статью, публика уже не сможет удержаться от радости… Надо оставаться выше всего случившегося. Демонстрировать безразличие… «Взрыв?.. Какой взрыв?.. Ах да». Но не проявлять мягкотелости. Требовать наказания по всей строгости. Максимального наказания для этого погромщика и его подручных. |