— И когда же у тебя появилось желание работать? — спросил Рене.

— Я об этом думаю уже много месяцев… И именно из-за этого начала отдаляться от Поля… Если бы он хоть попытался понять меня… но у него представления другой эпохи… обо всем.

В разговоре у них время от времени наступали паузы. Рене приходилось следить за дорогой, и зачастую он не слушал, а просто сидел, слегка наклонив голову, с видом человека, пытающегося понять иностранный язык. Это и вправду было похоже на иностранный язык, тонкости которого от него ускользали, несмотря на все старания. К примеру, желание работать при такой легкой жизни… Неудивительно, что Жерсен злится. А какова все-таки подлинная природа их отношений? Он опустил солнцезащитный козырек — утренний свет начинал ослеплять.

— В чем ты, в сущности, его упрекаешь? — спросил он. — Если отбросить эмоции… посмотреть на вещи объективно, как судья?

Вопреки его ожиданиям они ответила сразу.

— Ни в чем. Вообрази, в чем животное может упрекать своего дрессировщика. Например, лиса. Ее запирают в загон и пытаются научить поведению собачки. Сам по себе хозяин, может быть, неплохой. Он даже говорит: «Разве я тебя плохо кормлю?.. Разве тебе чего-нибудь не хватает?..»

Резкое торможение. Бампер чуть не коснулся «рено». Ребенок упал, и женщины принялись его успокаивать. «Пежо» сзади совсем рядом. У сидящих в нем пассажиров скучающий вид. За ними через заднее стекло виднеется «мерседес», а дальше угадываются радиаторы, капоты других машин. Половина седьмого. Слева видны неровные очертания Эстереля, до развилки Фрежюса еще далеко.

— Ты говорила… лиса? Но мне кажется, я смог бы тебя приручить.

— Нет, Рене. Зря ты вбиваешь себе в голову такие мысли. Перестань. Разве ты не можешь быть просто моим лучшим другом?

— Я хотел спросить тебя… Подожди… Извини за несуразный вопрос… Допустим, опасность угрожает только мне… Согласилась бы ты поехать в Париж только ради того, чтобы помочь мне выпутаться?

— Идиотский вопрос, как в какой-то игре.

— О нет, это не игра… Если откровенно?

— Ты хочешь заставить меня признаться, что я думаю только о себе. Возможно. Даже наверняка. Но не так, как ты это себе представляешь. Человек вынужден думать о себе, когда ему не хватает воздуха.

Она протянула руку и согнутым указательным пальцем постучала ему по виску.

— Упрямец. У вас у всех деревянные головы.

— Ладно… Согласен. Допустим: ты работаешь, свободна и стала счастливой… Что мешает мне переехать в Париж и быть рядом с тобой?.. Буду вести себя как мышка.

— Поначалу… А потом начнешь звонить. «Сегодня вечером встретимся?» И сердиться, если я буду отказываться. Тебе тоже трудно понять, что у меня может возникнуть желание пойти одной в кино, или запереться дома, чтобы почитать, или вообще ничего не делать.

Машины начали плестись.

— Думаешь, нам надо расстаться?

В его голосе сквозила такая тоска, что Флоранс пододвинулась к нему поближе и положила на руль свою руку возле его руки.

— Потерпи, — сказала она. — Я терплю все это, — она кивнула в сторону машин и сверкающей дороги, — только ради того, чтобы пристойно положить конец жизни с Полем. Понимаешь?.. Пристойно. Развод не любой ценой, а пристойный… Потом посмотрим.

Она достала из сумочки надушенный платок и осторожно, как будто обрабатывала рану, вытерла выступивший у него на лбу пот.